Кровь и туман
Шрифт:
– С этим мы справимся сами, – перебиваю я, не давая Боунсу найти ещё хотя бы один повод, чтобы отказаться. – Поверьте мне, – я делаю шаг к Боунсу, – вы не пожалеете. Конкретно эта жизнь больше всего на свете стоит спасения.
Боунс качает головой. Я не понимаю, отказ это или согласие, до тех пор, пока он снова не водружает кепку на голову.
– Отличные колёса, – произносит он, указывая куда-то нам за спину.
– Кузов из парабима и сто пятьдесят лошадей под капотом, – с гордостью сообщает Бен.
– На бензине? – Бен коротко кивает. – Могу заправить, если хотите.
– За бесплатно, даже если бы бак был забит под завязку, я бы отказаться никак не смог и вам пришлось бы разливать мне топливо по пакетам.
Боунс зовёт Тая, который появляется сразу же, довольный, что его избавили от грязной работы, и велит ему заняться нашей машиной, но Бен не может позволить, как он сам выражается, “подростку ошиваться возле своей ласточки”, а потому выходит на улицу вместе с Таем, не забывая прихватить ружьё и бросить на меня предупреждающий взгляд:
“Порядок?”
“Порядок” , – киваю я.
– Сколько у нас осталось времени, прежде чем будет совсем поздно? – спрашивает Боунс.
Он заходит за прилавок, щёлкает по кнопкам кассы. Достаёт деньги из выдвигающегося лотка. Я слежу за тем, как он ловко пересчитывает их, цепляя каждую купюру тонким когтем.
– Меньше двенадцати часов.
– Хорошо.
Деньги Боунс прячет в сейфе, скрытом, в свою очередь, за пробковой доской, на которой представлены мелкие сувениры: магниты, значки, брелки-открывашки с изображением Дуброва. В этот город до сих пор наведываются туристы?
– Сколько ему лет?
– Восемнадцать.
– И что родители? Они в курсе вашего плана?
– Чьи? – уточняю я. – Мои или Ванины?
– Значит, его зовут Ваня, – протягивает Боунс.
Я киваю.
– Так вы поможете или нет? Я готова на всё, чтобы он выжил.
Боунс выходит из-за прилавка. Подходит ко мне ближе, останавливаясь в паре шагов. Суёт руки в карманы потрёпанных джинсов.
– Ты любишь его? – интересуется Боунс, чуть выгибая одну бровь.
От вопроса я теряюсь. Любовь. Я так давно не чувствовала ничего подобного, что уже даже сомневаюсь, существует ли она вовсе.
– Ваня мне почти как брат, – отвечаю я. – Он… он член моей семьи.
Боунс качает головой.
– Это моего вопроса не меняет. Знаешь, Слава, семейные отношения часто строятся на чём угодно, кроме любви. На доверии, например. Или на привычке.
– Как у Тая и Лизы?
– О, нет! – Боунс легко смеётся. – Только со стороны кажется, что они совершенно друг о друге не заботятся, но на деле у них просто свой странный способ сказать: “Я люблю тебя. И сделаю всё, чтобы ты был в безопасности”. – Боунс замолкает, приподнимая подбородок. Мне кажется, он прислушивается к чему-то. – Тай давно простил Лизу. Да и Лиза, несмотря на свой уход, никогда бы по-настоящему не предала Тая. – Боунс вздыхает, и я понимаю – за этим вздохом скрывается целая история, которую мне никогда не посчастливится услышать. – Семейные отношения редко похожи на сказку, но от этого они не становятся ненастоящими.
Я думаю о Ване. Семья Филоновых, за всё то время, которое я могла с ней познакомиться, более чем напоминает мне сказку. А сказки должны иметь счастливый
– Я помогу вам, – наконец Боунс произносит то, чего я боялась уже не услышать. – Только тебе придётся пообещать, Слава Романова, что ты возьмёшь всю ответственность за обращение на себя. Если что-то пойдёт не так… Мне нельзя в тюрьму, кроме меня у Тая и Лизы никого нет.
– Обещаю, – уверенно говорю я.
– Тогда нам пора. Время твоего друга и так на исходе. – Боунс слегка дёргает головой, и мне, должно быть, чудится, но я вижу, как волос на его лице становится больше. – Надеюсь, ты действительно понимаешь, на что идёшь, девочка.
***
Чтобы скрыть присутствие Боунса в стенах штаба, приходится изловчиться. Бен уезжает в штаб на машине, а я открываю прямой портал в медкорпус, но прежде чем позволить Боунсу через него переступить, решаю удостовериться, что помещение не содержит хозяев ненужных нам глаз и ушей. Мне везёт. Для подстраховки, я опускаю жалюзи на каждом из окон.
У Боунса будет всего пятнадцать минут, прежде чем система “почувствует” в нём врага. Действовать нужно быстро.
Я ещё раз перепроверяю обстановку. Прикладываюсь к двери ухом, вслушиваясь. Лишь небольшой коридор отделяет медкорпус от корпуса миротворцев. Случись что, первый страж появится здесь меньше, чем через десять секунд.
Я выдыхаю, справляясь с накатывающей волнами паникой, и возвращаюсь в портал за Боунсом. Когда мужчина оказывается в штабе, я замечаю, с каким беспокойством он озирается по сторонам.
– Всё в порядке? – уточняю я.
– Я был здесь единожды, – отвечает Боунс. – В другой комнате, той, что с камином.
– Гостиная, – киваю я. – Зачем вы приходили, если не секрет?
– Моя сводная сестра была добровольцем, и мне иногда было дозволено навещать её, – Боунс улыбается. Его рука скользит по жилету к нагрудному карману рубашки. Там явно что-то лежит, но Боунс не достаёт это на всесеобщее обозрение. Должно быть, что-то, что связывает его со своей сестрой.
Серебряный кулон на шее прожигает мою кожу. Я хотела снять его, но не смогла, и теперь он камнем тянет меня к полу.
– Где она сейчас? – интересуюсь я.
– Почила.
– Ох. Я не… не знала. Мне очень жаль.
– Спасибо, – кивает Боунс. Быстро оглядывает помещение. Его взгляд останавливается на двух точках: на Ване и Нине. В нашем разговоре я называла Ваню по имени, и Боунс знает, что спасти ему необходимо парня. Именно на него он и указывает: – Он?
– Да.
– Ужасно выглядит.
Откровенность Боунса можно понять. На Ване не осталось живого места. Он похож на плохо сделанный макет человека для тренировки по хирургии. Боунс подходит к койке, берёт карточку пациента, которую за прошедшее время Сергей успел наполнить новыми данными. Вид, с которым оборотень вчитывается в круглый почерк куратора миротворцев, наводит на мысли о том, что он не так прост, каким кажется, облачая себя в старую фланель, джинсы с высоким поясом на толстом кожаном ремне, жилет с многочисленными карманами и бейсболку с символикой какой-то спортивной команды.