Кровь и Звёзды
Шрифт:
— Её матерью? — Я моргнула в шоке. — Что с её матерью?
— Ах, её мама, Рассвет, стала Дашитом десять лет назад, — сказала она спокойно. Потом она заметила меня, зияющую в изумлении. Лайтнинг Дэнсер склонила голову в замешательстве. — Монин Глори не говорила тебе об этом?
— Нет… Не говорила… — сказала я тихо, глядя на закрытую дверь. Никаких криков. Никакой стрельбы. Я надеялась, что это был хороший знак. — Она рассказала мне о своём отце, но…
— Ну, это был ещё тот скандал. Это началось, когда Тандерхэд был атакован Финдфайером. Он — единственный дракон, которому на самом деле удалось повредить город. Во время
— Ты имеешь в виду, её мама не была Анклавовцем?
— Нет. — Её, казалось, забавляло мое удивление. — Что? Такое бывает. Иногда у дашита появляются жеребята, или тебе разрешают вернуться или что-нибудь ещё. Большинство из них выживают достаточно долго, чтобы взлететь и попасть под громоотвод. — Она пожала плечами. — На пользу. В этом месте так много болезней и мутагенов… ну, мне пришлось получить два десятка выстрелов, просто находясь здесь, и мне придётся пробыть в карантине в течение месяца, прежде чем они пустят меня обратно наверх. Но он вернул её и использовал всё своё положение, чтобы нарушить правила. После её медицинской очистки, они поженились. Убийца дракона и кобыла с поверхности, — сказала она со вздохом и покачала головой.
— Но она стала дашитом? — спросила я. Дэнсер кивнула, выглядя немного неловко. — Почему?
— Ну… Рассвет всегда была необычной. Я имею в виду, она никогда не вписывалась в общество Тандерхэд. Она всегда говорила о том, как мы могли бы помочь, и рассказывала истории о поверхности. Кто-то, как ни удивительно, выстрелил в неё во время её речи в университете. В конце концов, кто-то подложил бомбу к ним в дом. Никого не убили, слава богине, но вскоре после этого она ушла обратно вниз. Огромный позор для её семьи. — Она посмотрела на закрытую дверь, озабочено хмурясь. — Это сильнее ударило по Даск, я думаю, будучи старшей. Мы оба окончили школу, когда её мама ушла. Жена жеребца из Совета стала дашитом… это было довольно плохо для её семьи на некоторое время.
— А Монин Глори? — спросила я, когда мы добрались до комнаты. Лакуна стояла неподвижно, как статуя, в углу.
— Это её больше ранило, чем рассердило. Я имею в виду, она была просто кобылкой, и вдруг её мама ушла, а все пони звали её отца предателем. Я думаю, что она верила в свою маму… и а Даск — нет.
— А что случилось с её мамой?
— Пустошь большая. Кто знает? — сказала Лайтнинг Дэнсер, рассматривая вблизи Лакуну. — Так это и есть аликорн, да? Никогда не видела их в окрестностях Хуфа раньше. — Она парила перед ней, нахмурившись. Затем она покачала головой вперёд и назад. — Вагавагавагавага! — Сказала она, шлёпая языком вперёд и назад, закатив глаза. После этого последовали ещё три глупых лица, прежде чем её лимонно-жёлтые глаза расширились. — Ууууу… да она в полном трансе.
— В трансе… — Я нахмурилась, глядя вверх на Лакуну. — Может быть, это с ней и случилось…
Лайтнинг Дэнсер посмотрела на меня.
— Это единорожьи штучки, не так ли?
— Что-то вроде этого, — пробормотала я, интересуясь, как именно я должна была это сделать. — Можешь ли ты поднять меня? Мне нужно соприкоснуться с ней рогами.
Это был выстрел в темноте, но это единственное, что я смогла придумать.
— Разве это не прелюдии единорогов? — усмехнулась она, обворачивая хвост вокруг моей талии и поднимая
Ничего.
— Давай, Лакуна… Я знаю, что ты там… — Я пыталась сконцентрироваться, но мой рог даже не мерцал. Должно быть что-то… какой-то способ установить связь. То, что связано с нами.
Потом меня осенило. Я закрыла глаза, когда наши рога соприкоснулись, и начала напевать. Это было бы только два дня назад, но казалось, что это была вечность. Мягко я напевала ноты, что она играла в Звёздном доме. Я почувствовала покалывание в моём роге, и мир исчез.
<=======ooO Ooo=======>
Я стояла посреди чёрной равнины, земля была очищена от всего, оставив лишь отполированный камень. Сильный ветер набросился на меня одним постоянным и бесконечным порывом. Лишь камни предоставляли передышку от шторма, ударявшего по мне каждую секунду. Сам камень был размыт до состояния вытянутых копий из стекла, разбивавшихся при малейшем давлении. Вдали виднелись чёрные шпили Хуфингтона…
Я слышала отсюда крики. Я не могла сказать, был ли это ветер или что-то ещё. Тлеющие увлекались сильным ветром, но я понятия не имела, каково было их происхождение. Всё было представлено в серых тонах, и я взглянула на себя. Сразу же я пожалела об этом. Моё тело было полупрозрачно белым, но внутри меня были чёрные пятна, казалось, ползающие и медленно дрейфующие.
Хорошо. Глючнометр зашкаливает. Теперь… где же Лакуна?
Я бежала через это адово место, кто знает, как долго, прежде чем увидела их. Дерево. Уличный фонарь. Часовня… та, которую я знала.
Медленно, я подошла к зданию, мой нормальный цвет вернулся, когда я зашла внутрь. Однако, что-то было определённо не так. Вещи, казалось, размывались и сливались в углах моего зрения, и становились чёткими и ясными, когда я смотрела прямо на них. Здание также выглядело по другому: больше и лучше построено, чем вспоминалось мне. Было уже поздно, комната освещалась только свечами и свечением города сквозь окно.
— Святая Селестия, пожалуйста, прости меня за то, что я забрала жизнь у другого. Дорогая Луна, пожалуйста, прости меня за то, что я забрала жизнь у другого, — молодая кобыла шептала, сидя на маленькой подушке рядом со мной. Она была угольно-чёрной с кьютимаркой в виде зажжённой свечи. Кобыла медленно качалась вперед и назад, склонив голову, бормоча стихи снова и снова.
— Лакуна? — спросил я тихо, встав рядом с ней. Нет ответа. Тогда я протянула копыто и остановила её качания. Она моргнула, затем медленно подняла на меня глаза. — Псалм?
— Кто ты? Тебя не должно здесь быть. Часовня закрыта, пока Богиня не захочет вернуться.
От шторма снаружи здание шаталось и скрипело.
— Псалм… это не реально, не так ли?
Она дрожала, опустив взгляд на свои копыта.
— Святая Селестия, пожалуйста, прости меня за то, что я забрала жизнь у другого… — начала она снова, дрожа, крепко зажмурившись.
Я остановила её снова, все здание качалось и стонало на ветру.
— Псалм… ты Мародёр, Псалм. — Она ахнула, её глаза расширялись. — Мародёры Макинтоша?