Кровь, которую мы жаждем

Монти Джей

Для меня это было пошлым и отталкивающим.

Но сейчас я понимал, и идея сжечь лицо Истона имела смысл. Все это имело смысл.

Чувство защиты того, что принадлежит тебе. То, ради чего ты готов убить. Впервые я почувствовал это.

Я усмехнулся. — Пять секунд.

Он дергается под моей рукой. — Клянусь гребаным Богом! Я не знаю. Она ушла, когда я ушел, и больше я ее не видел. Клянусь Богом, мужик, я не знаю, где она.

Паника в его голосе — это звук фортепианных клавиш по утрам.

Освежает.

Нож

скользит по моим пальцам, как раз перед тем, как я направляю лезвие в центр его адамова яблока. Алистер хватает меня за плечо, его голос звучит в моем ухе как гром. Сокрушительный звук в моем ухе, который разбивает мой гнев, как кнут.

— Тэтч. — Кончик моего ножа вонзается в его плоть. — Я только что получил от Брайар ее месторасположение по телефону, она все еще в цирке.

Прикосновение его руки напрягается. Она впивается в мою плоть, как якорь, его рот возле моего уха. — Он того не стоит. Пока не стоит.

Моя рука дрожит от желания выпотрошить Истона, как рыбу. Оставить его лежать на этой парковке, но потребность взглянуть на Лиру сильнее. Это все, о чем мой мозг может заботиться.

Я наклоняю свое тело к Истону, мой рот извергает слюну на его лицо, а мой нож вдавливается в его горло достаточно, чтобы порезать его. — Тебе лучше молиться тому богу, в которого ты веришь, личинка. Он спас тебя сегодня.

Тем же движением, каким выбрасывают мусор, я повалил Истона обратно на землю. Он задыхается и сворачивается в клубок, когда я встаю во весь рост.

Алистер показывает мне свой телефон, маленькая голубая точка говорит мне, где находится Лира. Я выпрямляюсь, потянув за лацканы пиджака, и двигаюсь к своей машине.

— Ой, — ворчит Рук, похлопывая Истона по груди. Нужно добавить оскорбление к оскорблению. — Не хотел бы я оказаться на твоем месте сейчас, мой парень.

Каждый из них забирается в мою машину.

— Какой план?ь— спрашивает Алистер рядом со мной, руки Рука подталкивают его к середине, пока он прислушивается. Мои руки сгибаются вокруг руля, двигатель гудит, когда я поворачиваю ключ зажигания.

Это не то извинение, которое мир хотел бы услышать от них, но это то, что мне нужно. Извинение, которое говорит о том, что они готовы следовать за мной в любые глубины, чтобы исправить то, что они считали хорошей идеей.

Я злюсь, что они не послушали, что они подвергли Лиру риску. Но как я могу винить их, когда я даже себе не могу объяснить, что она значит для меня? Кто она?

Так что сейчас мне не нужны извинения. Мне нужна их бесконечная преданность. Их гнев. То темное, извращенное, что живет в каждом из них, чтобы выйти и поиграть с моим собственным.

— Найти ее.

ГЛАВА 18

Цирк кошмаров

ЛИРА

Цирковое кольцо было пустым.

Все стулья, окружавшие круглую сцену, были свободны. Песок в яме ринга хрустел под моими непокрытыми ногами, натирая подошвы.

Кровь запеклась на моей губе, свернувшись из глубокой трещины в центре рта. Я чувствовала, как засохшая жидкость прилипает к моему подбородку — капать перестало несколько минут назад.

Мои щеки раскраснелись и пылали жаром, пот собирался на лбу, только еще больше нагреваясь от слепящего света прожектора, который был направлен на мое лицо.

Я едва могла различить первый ряд кресел за поднятым барьером. Там, где зрители приветствовали рингмейстера, идущего по натянутому канату, или акробата, грациозно парящего в воздухе.

Сегодня, когда никто не аплодирует, я выступаю в роли акробата. Частная демонстрация моих мучений. Медленные пытки, чтобы доказать свою точку зрения, послать сообщение.

Я шиплю, чувствуя, как шипит сквозь зубы, когда отворачиваюсь от Игрока Один, как я его называю. Его склизкие пальцы вдавливаются в мои ребра, намечающийся синяк вздрагивает от боли и я чувствую, как он впивается в мою кожу, прощупывая кость и проталкиваясь дальше.

— Это только начало, девочка, — говорит он мне на ухо. — Если ты продолжишь копать, то окажешься в собственной могиле. Думаешь, они не вернутся за тобой? Чтобы закончить то, что мы начали?

Я впиваюсь зубами в язык, сдерживая крик агонии, когда холодный кончик ножа вонзается в меня. Острие разрывает плоть, открывая еще одну рану на моем теле.

Ненавижу себя за вырвавшийся хныканье, доказательство того, что их пытки затронули меня. Брайар не позволила бы им увидеть, как она проливает слезы, а Сэйдж умерла бы, прежде чем проявить слабость.

— Это нормально — плакать. Давай, плачь. — Второй игрок, тот, что в белой маске, призывает. Подойдя ко мне, он кладет руку мне на макушку и нежными движениями гладит мои волосы.

— Я хочу, чтобы твои друзья увидели твои слезы. Окровавленные, в синяках и едва живые. Может быть, тогда они научатся не лезть в дела, которые их не касаются.

Я борюсь с желанием пустить слезу, отказывая им в удовольствии сломать меня. Даже несмотря на невыносимую боль, каждый вздох превращается в мучение. Мое лицо нежное от предыдущих ударов, торс истекает кровью из нескольких мелких открытых ран.

Этого было недостаточно, чтобы убить меня. Как они сказали, они не хотели меня убивать. Они хотели, чтобы я жила, чтобы доказать свою правоту. Хотели, чтобы я приползла к ним изуродованная, в надежде, что мои раны напугают всех нас и заставят замолчать.