Кровь не вода (сборник)
Шрифт:
– Артрит, – безапелляционно был тут же поставлен диагноз и даны рекомендации.
Нина все послушно записала, утром перед работой заскочила в аптеку, охнула, услышав цену на присоветованное сестрицей лекарство и, махнув рукой, бросилась за подъезжавшим автобусом.
Она так привыкла к своей жизни, что любое хорошее воспринимала с такой опаской, словно ожидая подвоха: а разве с нами такое может случиться?
А вот очередные неприятности как раз были вполне себе нормой – ну, так, значит, так. Значит, снова-здорово. Где наша не пропадала.
Она не подумала, что с годами стала напоминать своих теток – Надю и Тоню. Во многом. Например, в отношении себя и своего здоровья, равнодушного приятия очередных неприятностей, свалившихся на ее голову. Ну, и всего остального.
«Это – жизнь! – со вздохом говорила она. – Жизнь как она есть».
И ей казалось, как когда-то и им, ее родственницам, что по-другому и быть не должно. А праздники – так это же не про них, разве не ясно?
Тетка Лиза умерла под Новый год, успев отправить очередную порцию писем. Всем – Альбине, Альбининым детям, Дмитрию и его семейству, ну, и разумеется, Нине.
О смерти Лизы сообщила соседка – позвонила, конечно, Нине.
Трубку взяла Светкина дочка Маришка и, ничего не поняв, важным голосом пообещала:
– Бабушке сообчу обязательно. Взрослых никого нет. Только я!
Нины дома не было, а Светка спала – обычное дело, дневной и полезный сон. Она никогда им не пренебрегала. Как, например, работой. Разбудить мать было табу – сразу начнет орать и будет цепляться весь день.
Вспомнила о звонке девочка только через два дня. Случайно. Испуганно начала лепетать про бабушку Лизу, которая умерла.
Нина всполошилась, стала звонить тетке, трубку, разумеется, никто не брал. Потом набрала ту самую соседку, и та ледяным голосом, полным презрения, – конечно, хороши племяннички, тетку не похоронили, – все же поведала:
– Лизу, да, похоронили. Вчера. Кто? Да я и мой сын! – снова возмутилась она.
Нина заохала, залепетала извинения, попыталась объяснить ситуацию, спрашивала про деньги на похороны и божилась, что все возместит.
Соседка отчеканила, что возмещать ничего не нужно, Елизавета Никитична деньги на похороны собрала и оставила.
– А что до наследства, – тут она усмехнулась, – так вам уж, простите, придется приехать! Хотя, думаю, здесь вы соберетесь незамедлительно! – добавила она презрительно.
Нина опять извинялась, делала «страшные» глаза и грозила кулаком и без того перепуганной внучке.
Светка дала дочери увесистый подзатыльник, гаркнула и отправила спать. На часах было четыре дня.
«Надо ехать», – думала Нина.
Надо ехать – посмотреть, что с квартирой, разобраться там, скорее всего. Поехать на кладбище, помянуть тетку, как положено, по-людски.
Позвонила сестре и брату. Альбина вдруг – неожиданно – изъявила желание поехать в Питер.
Звучало это так – прошвырнуться, отвлечься. Все надоело – муж,
– Неужели? – желчно осведомилась Нина. – И клиники тоже?
Светка занервничала – эта сука Альбинка хочет делить теткину квартиру! Все у этой гадины есть, а ведь ни от чего не откажется!
Это было похоже на правду, а что поделать? Не скажешь же ей все это в лицо. К тому же справедливая и честная Нина тут же ответила, что наследство будет делиться на всех. На троих племянников. По справедливости.
Дочь хмыкнула, назвала мать «дурой отмороженной» и, хлопнув дверью, ушла к себе.
Дима поохал – для вида, разумеется, – и тут же сообщил, что ехать в Питер не может по причине ужасной занятости.
«Как будто кто-то тебя зовет!» – хмыкнула Нина, повесив трубку.
Но ехать в Питер ей не пришлось – Нина попала в больницу. Ничего страшного, обострение язвы, а чувствовала себя так отвратно, что впервые в жизни согласилась на госпитализацию.
Альбина, конечно же, тут же про поездку решила позабыть: ехать одной ей совсем не улыбалось – копаться в теткином старье, упаси бог! Искать заброшенные могилы на кладбище – да помилуйте! И к тому же – до вступления в наследство есть еще целых полгода. Нинка оклемается, там и съездим. Тогда и разберемся.
И вместо Питера Альбина отправилась в Венгрию на воды. Отдохнуть от тяжелой жизни и прочих забот.
А в Питер решила поехать Светка. Как ей пришла в голову эта мысль, она потом и не вспомнила. Наверное, просто осточертело пролеживать диван и готовить пресные супчики маме в больницу. Прихватив Маришку, Светка взяла билет и отправилась в Питер.
Перед отъездом Нина дала дочери указания:
– Разобраться в теткиной квартире обязательно! На кладбище съездить непременно, я тебя знаю! Сводить Маришку в Эрмитаж и в Русский. Девочка совсем неразвита, а тебе и дела нет!
Светка отмахнулась от матери – как всегда, лишь бы нагрузить, слово неохотно дала, с трудом нашла в бабкином комоде связку ключей от питерской квартиры и отправилась на вокзал, покрикивая на счастливую и возбужденную дочку.
В Питере они взяли такси и очень удивились, что минут через семь машина остановилась у подъезда большого серого и очень красивого дома с лепниной и богатым фасадом.
– Так близко – и пятьсот рублей? – возмутилась Светка и сунула водителю два стольника. – Нечего дурить людей. Я ведь не с Урала, я из столицы, дядя!
Зашли в мрачный, прохладный и темный подъезд. Пахло кошками и вареной капустой. Маришка сморщила нос.
Поднялись на третий этаж – лифта не было, проемы огромные, равные трем в современном доме. Остановились у нужной квартиры. Входная дверь была высоченной, метра два с половиной в рост, простой, деревянной, выкрашенной серой краской.
С трудом провернули в замке ключ. Дверь нехотя открылась, и на них пахнуло пылью и затхлостью – Маришка опять поморщилась и протяжно пропела: «Фу-у-у!»