Кровь не вода (сборник)
Шрифт:
Мать дернула ее за руку, и они оказались в прихожей.
Им, родившимся и выросшим в наскоро сшитых панельках, придавленных потолками в два шестьдесят, привыкшим в туалет заходить слегка боком, а обедать на кухне по очереди, прихожая в одиннадцать метров с потолками почти в четыре показалась огромной, словно пещера Али-Бабы.
«Ух ты!» и «Ни фига себе!» разносились в полной тишине – Светка была от увиденного в шоке и даже не одергивала возбужденную дочь.
Она отдернула тяжелые темные шторы в комнате и огляделась. Мебель, старая, даже древняя, покрытая толстым слоем пыли, была величественна и прекрасна. Огромный
Светка села на стул, обитый белесым бархатом, и он жалобно скрипнул.
– Да уж, – задумчиво проговорила она, – это уж точно – ни фига себе!
В маленькой спаленке, метров восемь, не больше, – стояла узкая и современная тахта, покрытая верблюжьим одеялом. Тумбочка из прошлого времени – так сказала бы мама, – и лампа с зеленым стеклом. Все.
А вот кухня – узкая, но длинная, с двумя окнами справа и слева, была совсем нищенской – две деревянные полочки со старой посудой, крошечный холодильник «Саратов» и древняя замусоленная плита, на которой стояла одинокая кастрюлька с отбитой эмалью, называемая в народе ласково – ковшик.
Светка взяла в руки кастрюльку и поморщилась – на стенках ковшика все еще тухла овсяная каша.
– Богатство, да, мам? – вертелась под ногами Маришка. – Мы теперь богатые, мам?
Светка цыкнула на дочь и решительно сказала:
– Уборка! Сначала все вымоем, а уж потом…
– Что потом? – тут же поинтересовалась любопытная девочка. – Потом – гулять?
Светка задумчиво кивнула и достала из чемоданчика старые брюки и майку.
Она драила квартиру с таким ожесточением и усердием, что, остановившись перевести дух и оглядевшись, сама удивилась своей задорной прыти. Маришка помогала – неловко протирала пыль и пыталась отмыть пожелтевшие тарелки и чашки.
Встав на широченный гранитный (или мраморный?) серый подоконник, Светка пыталась содрать тяжеленные пыльные шторы. И в этот момент раздался дверной звонок.
Она чертыхнулась, спрыгнула с подоконника, мельком глянула на испуганную и замершую дочку.
– Мам, это милиция? Нас сейчас арестуют?
– При чем тут милиция? – раздраженно буркнула Светка. – Мы что, воры, что ли?
Она подошла к двери, глянула в глазок – ничего определенного, какой-то высокий мужик в очках, – и дернула дверь на себя.
Мужик в очках смотрел на нее с удивлением.
– А вы, простите бога ради за вторжение, – собственно, каких будете?
Светка усмехнулась – смешной, неловкий очкарик выражался странно, не по-московски.
«Здесь у них, наверное, так говорят», – осенило ее.
– Родня мы теть-Лизина, – бойко ответила она, – а вы… из каких? – и она усмехнулась.
Мужчина тоже был явно смущен.
– А я, собственно, сосед Елизаветы Никитичны. Виталий, сын Норы Сергеевны.
– А-аа! – протянула Светка. – Сосед. Понятно.
Кто такая Нора Сергеевна, она и не знала, но догадалась, конечно, – мать часто вспоминала какую-то теткину соседку, святую женщину, помогающую Лизе.
– Может быть, я могу быть вам полезен? – кашлянув от смущения, проговорил он.
Светка
– Точно! Сможете быть полезным, – хихикнула она, – надо снять шторы. Стремянки нет, а росту мне не хватает.
Виталий радостно закивал, затараторил, что сейчас вот, через минуту буквально, притащит стремянку – без нее нам никак! Такие потолки, что и лампочку без стремянки не вкрутишь! – и мгновенно исчез за соседней дверью – точно такой же, как и бабки-Лизина – темно-серой, покрашенной лет сто, наверное, назад, еще до революции, в Москве таких дверей днем с огнем не сыщешь – сплошные металлические, сейфовые, бронированные, как же, москвичи народ недоверчивый, да и кому доверять? Город переполнен ворьем и аферистами – столица!
Нескладный сосед вскоре появился – естественно, с лестницей, вволок ее в квартиру, довольно ловко снял шторы в обеих комнатах и на кухоньке и предложил – раз уж такое дело и стремянка в квартире – заодно протереть все люстры и лампы.
Светка, разумеется, согласилась.
Примерно через час на пороге возникла маленькая и сухонькая дамочка со смешным пучочком редких седеньких, словно птичий пух, волос, в кремовой блузочке с кружавчиками и брошкой у воротника.
– Мамочка! – обрадовался Виталий и, спрыгнув со стремянки, подлетел к бабульке и прижал ее к себе.
«Ничего себе! – удивленно подумала Светка. – Давно не виделись, что ли? Какие нежности, блин! С ума рехнуться».
Это, конечно, была Нора Сергеевна, маман Виталика и «добрый ангел» Лизы – по его же словам.
Познакомились, поболтали, поохали, и Нора пригласила Светку и Маринку на ужин.
Так и сказала:
– Прошу к нам на ужин!
Есть, конечно, хотелось страшно. Но не менее сильно хотелось и пивка – холодного, разливного, с пушистой пенкой. А к пивку заказать каких-нибудь острых куриных крылышек барбекю себе, а Маришке – пиццу. Та, как все дети, могла молотить эту пиццу три раза в день.
Светка уже поглядывала в окно, где напротив окон Лизиной квартиры давно зажглась неоновая красная мигающая реклама пивного бара и пиццерии одновременно.
Но, делать нечего, пришлось соглашаться. Соседи все-таки, да еще и с добром.
Соседская квартира была похожа на теткину, только поопрятнее, что ли. Сразу было понятно, что здесь живут бедные, но аккуратные люди. Та же старая мебель, темные и тяжелые шторы, старинные светильники и всякие прибамбасики вроде статуэточек с дамочками и собачками, да еще и небольшие натюрмортики, облаченные в богатые и слегка побитые с углов рамы.
Ужин был старушечий, скромный – гречка, куриные окорочка и тонко порезанный свежий огурчик – понятно, не лето. Неизбалованные и голодные девочки ели быстро и жадно, пока Светка вдруг не перехватила слегка испуганный и растерянный взгляд хозяйки. Та, кстати, тут же смутилась и стала предлагать добавки. Светка расстроилась, от добавки отказалась и пнула дочку, схватившую еще одно куриное бедро, ногой под столом.
Потом неловкость прошла, долго пили чай с вареньем из райских яблочек и вспоминали Лизу. Точнее, вспоминала, конечно, Нора – внучатой племяннице вспоминать-то было особенно нечего. В детстве на Лизу внимания никто из детей не обращал – ну, приехала родственница из Ленинграда, привезла каких-то сладостей и пластмассовых копеечных пупсов, да и бог с ней.