Кровь вторая. Орда
Шрифт:
Только остался непонятным вопрос: «От кого заметать следы то?». Но для Кайсая, это было не важно. К деду они конечно заедут, но куда больше, он хотел видеть другого деда, что при еги-бабе ошивался. Да, и Апити он жаждал увидеть, не только для того, чтоб принести извинения Райс, грыз его к ней, вполне шкурный интерес, но вот, как это сделать, оставив в неведении двух Матёрых и их сопровождение, рыжий не знал и мучился решением этой проблемы, почти, всю дорогу.
Пройдя этот грёбаный ритуал присяги, при котором Кайсай умудрился, кажется, немного умереть, да, ещё не один раз, Матерь,
Поэтому в путь дорогу, все отправились в одинаковом, «вне походном» состоянии и в вопросах взаимоотношений, были, в принципе, ничем не ограничены, кроме собственной браги в голове, бурлящей у каждого по-своему.
Золотце, как всегда прибывала в своём обычном, стервозном состоянии, держась высокомерно и заносчиво. Кайсай прекрасно понимал, что это напыщенность не настоящая, но при Калли, она показательно заняла позицию: «вы все говно, а я, цветочек», а вот Калли, наоборот, всю дорогу строя из себя милую и скромную девочку, простую и доступную собеседницу, делала всё от неё зависящее, чтоб, если не понравиться Кайсаю, то хотя бы подружиться, став в доску своей.
Рыжий, по началу, подыгрывал, делая вид, что между ними ничего не произошло, но к концу первого этапа пути, уже по-настоящему вёл себя с ней, как с подружкой. Они болтали обо всём на свете, прикалывались, веселились, а Калли, даже пела, да, так, что все заслушивались. Песни были странные, незнакомые, на непонятном языке, но очень красивые, по крайней мере в её исполнении. Голос у этой «чернявой сволочи», даже без Славы, был удивительно красивым и завораживающим.
На памятную, для Кайсая, развилку перед лесом, они подъехали в полдень следующего дня, остановившись на привал, самым естественным образом. Сопровождение, которое у дев, было не в качестве телохранителей, как поначалу подумал рыжий, а в качестве прислуги, без которой, видите ли, такие, как они, особы, путешествовать не могут, занялись очередным обустройством стоянки и готовкой еды.
Кайсай, со словами «я до леса», скрывая жуткое волнение и трясучку во всех конечностях, распряг коней и пустив их пастись, не спеша, сначала, пошёл в знакомую чащу. Углубившись в лес, он ускорился и в конце концов, побежал.
Вот уже перед ним узнаваемые места, только избы Апити на месте не оказалось! Кайсай остановился, тяжело дыша от быстрого бега, огляделся и сдавленным голосом позвал:
— Дед, а дед!
— Чего орёшь, зверьё пугаешь, — тут же отозвался сидящий на поваленном дереве плюгавенький старичок, растянувшись в довольной улыбке.
— Дед, — обрадовался рыжий, подскакивая к нему и загребая в охапку.
Леший, не ожидая такого фамильярного к себе отношения, замер в ступоре, сделав глаза абсолютно круглыми. Когда Кайсай его отпустил, тут же испуганно проговорил:
— Ты, чё сдурел, ко мне с любовью преставать? — и тут же обращаясь к кому-то за спиной рыжего, добавил, — ты видела?
Кайсай вскочил, обернулся и увидел перед собой злую и мрачную Апити.
— Ты зачем дочерей этой сучки сюда привёл? — грозно, почти прорычав, спросила она.
— Успокойся, Апити, это не я их привёл. Это они меня, в какой-то Терем ведут. К тому же, вот, видишь, — указав рукой, — я их у развилки, на привале оставил, а сам тайком сбежал.
— Они едут сюда, — тихо проговорил леший задумчиво, — по твоим следам. Двое. И родная, и приёмная.
— Дед, миленький, — взмолился Кайсай, — заплутай их куда-нибудь на время, — и упав перед Апити на колени простонал, — они меня Славой прибивают, а я ничего сделать не могу. Помоги!
Апити сменила злость на удивление, доходящее до состояния ошарашенной невменяемости, от такой наглости, а потом, придя в себя, велев лешему поводить их, указала Кайсаю на избу, оказавшуюся на прежнем своём месте.
Они устроились на завалинке и еги-баба, как обычно голая, приложила палец к губам, давая понять, что следует помолчать. Вскоре в лесу, Кайсай разглядел фигуры двух всадниц, которые осторожно, но довольно шустро продвигались прямо на них, но не дойдя, чуть свернули в сторону и вскоре скрылись за деревьями.
— Ну, — спросила Апити, указывая на то, что теперь говорить можно.
— Значит так, — спешно проговорил рыжий, — скрывать от тебя, ничего не буду.
И рассказал Кайсай, выложив ей всё, как на духу. Правда, выложил он всю цепь событий, начиная с их последней встречи, очень сжато и коротко. Только суть. Не скрыл, что он теперь бердник Райс и что она готовит его для спасения сына и про извинения Матери всё в красках выложил, а под конец, взмолился о помощи.
— Странный ты, Кайсай, — задумчиво произнесла Апити, молча выслушав его до конца, — на службу поступил к Райс, за помощью бежишь к её злейшему врагу.
— Ну, не ужели и правда, ты, столько лет… или тут, что-то другое?
— Да, нет, — улыбнувшись проговорила Апити, махая рукой и смотря куда-то в кроны деревьев, — вот, я сейчас, сижу тут, слушаю тебя и думаю. И знаешь, что думается?
Кайсай промолчал, поняв, что вопрос риторический и переспрашивать «что?» необязательно. Апити, действительно, продолжила и без его переспрашивания.
— А ведь мне нравится та жизнь, которую я получила. Я не знаю, как она бы сложилась, не убей она его, но получается, что я должна быть ей благодарна, за то, что имею… Ладно. Разбудоражил ты мою память, мальчик, — обратилась она к рыжему, хитро улыбаясь и сквозь эту улыбку, как бы, просто так, поинтересовалась, — а кстати. Как она выглядит?
— Ну что вы бабы за народ, я поражаюсь, — демонстративно всплеснул руками Кайсай, — это, кстати, был самый первый вопрос, который она про тебя задала, — но тут же спохватившись, принялся оправдываться, — только я молчал. Как только она начинала про тебя спрашивать, я замолкал и всё.
— Да, ладно тебе, — усмехнулась баба, делая вид, что не верит ни одному его слову, — так как?
— Если бы я не знал, что вы одних лет, то подумал, что ты её дочь.
— Что так плохо?
— По своим годам выглядит, в принципе, нормально, но с тобой ей не сравниться.