Кровь вторая. Орда
Шрифт:
В Экбатаны находился храм богини Анахиты, самый большой и самый роскошный во всей мидийской империи, а если учесть, что за пределами Мидии ей храмы не ставили, то получалось, что храм в Экбатаны, был лучший в мире.
Мидийские женщины, служа в этом храме, по уверениям чужестранцев, просто, предавались разврату и зачастую не могли понять, как всё «это», согласуется с религией, но мидийки, знали что-то такое об этом, о чём чужестранцы не догадывались, при этом, они так ласково обращались со своими любовниками, что не только оказывали им «гостеприимство на ложе» и обменивались подарками, но нередко давали больше, чем получали, так как столичные
Впрочем, они принимали любовников не первых встречных, а преимущественно равных себе по общественному положению и по понятным соображениям, предпочитали не местную аристократию, которую, как облупленных знали, а аристократию заезжую. Вот он был, а вот его и нет. Он не спрашивает, кто она такая, она, им не интересуется. Злые мужья останутся в неведении, слухов и пересудов по городу, ходить не будет. Идеальный расклад.
Храмовая проституция, с точки зрения тогдашнего мидийца, была, по своей сути, проста и понятна. Не каждому верующему дано было счастье впадать в религиозный экстаз, для общения с богом, но, оказывается, каждой женщине в храме богини, при оргазме, как некой разновидности экстаза, легко и просто было слиться с «божественным» воедино. Поэтому, раз в год, каждая женщина, была обязана пройти процесс единения с Анахитой в её храме, правда, не всегда им это удавалось.
Женщина не имела права выбора, в прямом смысле. Соответственно, войдя в храм, кто-то из них не успевал даже добраться до каменной скамьи, где сидели в ожидании конкурентки, оказываясь в загребущих мужских руках, а кто-то, сидел там днями, а то и годами в ожидании хоть кого-нибудь, кто на неё позарится, ну, или скорее, сжалится.
У персов, для женщин такой «обязаловки» не было и если кто и решался на единение с Анахитой, то это было исключение, чем правило.
В величественном храме, не только мало кто остался к их приходу, он был абсолютно пуст. Вообще никого. Кудак провёл гостей по светлой дорожке, посыпанной мелким песком и выйдя к пустым каменным скамьям, на которых должны были, по идее, восседать жаждущие единения с богиней, остановился, пристально всматриваясь в сумрак колонн.
Наконец, он обернулся к Асаргаду и не говоря не слова, указал ему направление рукой, давая понять, что конкретно ему, надо идти, именно туда. У Асаргада, в предвкушении скорой близости с женщиной, которой у него не было уже почти год, сердце вылезало из ушей, в диком желании, хоть одной артерией, взглянуть на предмет вожделения. От грохота, с которым оно колотилось, мужчина оглох и похоже, вообще уже ничего не соображал, не то что слышал. Он, было рванул в указанном направлении, но тут же был остановлен Кудаком за рукав.
— Остынь, — зашипел тот шёпотом и тут же напомнил о договоре — ты царь, а не дикий варвар.
Это несколько остудило непроизвольный порыв Асаргада, и он, как будто вернулся в чувство из забытья.
— Я рык царя, — медленно проговорил он про себя, расправляя при этом плечи, становясь величественным и важным сам в себе.
Предательская дрожь, во всём теле, постепенно успокаивалась, даже дышать стало легче. Он утёр длинными рукавами мокрое, от выступившего пота лицо, проделав это в виде некой молитвенной интерпретации, с запрокидыванием головы к тёмному небу и наконец, посчитав, что полностью успокоился и вполне контролирует себя, орлиным взглядом впился в темноту, туда, куда указал Кудак.
Там, между двух
Она была прекрасна в слабом свете факелов и по её виду, была перевозбуждена настолько, что, казалось ещё чуть-чуть, и молодая женщина упадёт в обморок, лишившись чувств. Видимо у неё закружилась голова, и чтобы не упасть, она неуверенно протянула руку и упёрлась ею на колонну. Асаргад мгновенно сообразил, что женщина, сейчас, рухнет у его ног, тут же с ходу подхватил её на руки и красавица, как будто только этого и ожидавшая, моментально обвила его шею руками и уткнулась личиком в его плечо.
Только когда он с удивлением, буквально, ощутил биение её заячьего сердечка, дрожь нежного, хрупкого тела, он, наконец, полностью успокоился и даже снисходительно позволил себе улыбнуться…
Глава восемнадцатая. Он. Куруш
На четвёртый день Асаргадова сидения в доме Харпага, в дверь казармы постучались и в проёме возник хмурый Кудак.
— Артембар умирает, — выдавил он из себя, с некой злостью в голосе, всем своим видом показывая, что обвиняет в этом, почему-то гостей.
Асаргад вскочил с лежака, как ошпаренный.
— Как умирает? — недоумение Асаргада, переходило всяческие границы, у него аж глаза, чуть не выкатились из орбит и ему стоило усилий, чтоб не наброситься на Кудака и не порвать его за наглую ложь.
— Он зовёт нас, — уже более сдержанней, продолжил Кудак, — тебя и меня.
Асаргад быстро оделся, зачем-то схватил походные мешки, но Кудак остановил его:
— Пешком пойдём.
Асаргад, приходя в себя от этой сногсшибательной новости, медленно выпустил мешки из рук и задумался о превратности судьбы, молча постояв, разглядывая пол под ногами и кивнув Кудаку, как бы говоря, что готов, двинулся за управляющим.
У входа, их ждал такой же хмурый Мазар, который, не здороваясь и вообще не говоря не слова, развернулся и пошёл. Асаргад и Кудак зашагали следом. Шли молча всю дорогу, только когда дошли до золотых ворот, Мазар остановился, развернулся и пристально посмотрел на гостя.
— Я думаю тебе не надо говорить, чем я рискую? — спросил он, смотря на Асаргада из-под надвинутых бровей.
Гость ничего не сказал в ответ, лишь утвердительно кивнул. Он понял, что Мазар поведёт их сейчас в самое сокровенное и тщательно охраняемое место, куда хода нет ни одному мужчине — гарем самого Иштувегу. И если хоть кто-нибудь об этом узнает, то самое малое — старший охранник гаремного сада Мазар, просто лишится головы.
Они зашли в золотой город. Охрана ворот, хмуро и с подозрением осмотрела каждого, в особенности Асаргада, но попыток противодействовать их проходу при этом, не предприняла. Мазар повёл их не к входу в здание, а куда-то в сторону.
Пройдя несколько проходных дворов, с непонятными для Асаргада сооружениями и буквально нырнув в низенькую арку, оказались в саду, на краю которого, красовалась знакомая по архитектуре беседка. Точно такая же, в какой Асаргад уже бывал, в загородном саду у Мазара.