Кровь Заката
Шрифт:
Судебный маг еще раз отряхнул мантию, медленно и, как ему казалось, величественно поднялся вверх по тринадцати – по числу месяцев года – ступеням и занял отведенное ему место справа от плахи с воткнутым топором, рядом с которой стоял палач в красном.
Площадь была запружена народом, и дальнозоркий брат Иаков заметил, что люди выглядят угрюмыми и настороженными. Синяк вслушался в довольно-таки жидкие крики, поносящие всех Тагэре вообще и Шарля в частности. Однако крикуны вопили как-то неуверенно, с одной стороны, отрабатывая полученные деньги, а с другой – опасаясь получить по шее от стоящих рядом. Иаков поднял руку и возгласил самым громким и солидным голосом, на который был способен.
– Приведите обвиняемого!
Стражник
– Признаешь ли ты себя виновным? – Эвгле, трепеща от наслаждения, задал узнику вопрос, на который мог быть лишь один ответ. Обвиняемые подробно рассказывали о своих злодеяниях и коварных замыслах, каялись в грехах, получали отпущение и либо клали голову на плаху, либо в рубище под улюлюканье зевак навсегда уходили в дюзы. Случая, когда кто-то посмел отвести обвинение, не было и быть не могло, но Шарль Тагэре ответил ясным и чистым голосом, далеко разнесшимся в осеннем воздухе:
– Я ни в чем не виноват перед Арцией и тем, кого называют ее королем. Меня схватили по наущению Жана Фарбье, попытались обманом и угрозами вырвать признание, а когда не вышло, прибегли к магии.
Иаков потерял дар речи. И было от чего: судебная магия делала подобное просто невозможным. Человек говорил лишь то, что ему велели, его желание или нежелание не имели никакого значения, но Тагэре каким-то непостижимым образом сорвался с магической цепи. Что ж, значит, он умрет, и умрет страшно. На подобный случай предусматривалось специальное заклинание. Правда, его еще прилюдно не применяли, хотя знать его был обязан каждый Скорбящий, которому приходилось присутствовать при публичном покаянии. Они и знали, тренируясь в подвалах Духова Замка на тех, кого не обязательно было показывать народу.
К истине как таковой это заклятие не имело никакого отношения. Просто человек, на которого указывал перст Обвинителя с «Кольцом скорби» (после церемонии или «тренировки» артефакт возвращался брату-казначею), заживо сгорал в ослепительном белом огне, не оставалось даже костей. Иаков Эвгле вытянул руку в направлении Тагэре:
– Да разрешит наш спор Кастигатор [42] !
– Арде! – дерзко ответил эльтский герцог, с вызовом тряхнув золотистой гривой. С пальцев Иакова потек пока еще невидимый огонь. Сейчас он коснется ослушника, и все будет кончено! Однако случилось невозможное. Заклятье отскочило от Тагэре, как мяч от стены, и понеслось к тому, кто его сотворил. Синяк даже не успел ничего понять. Колдовское пламя охватило его, он зашелся в жутком, визгливом вопле, и все было кончено.
42
Кастигатор – Всезнающий Судия, одна из ипостасей Творца Триединого.
– Оправдан, – закричала какая-то женщина, и ей ответил грубый мужской бас, проревевший: «Виват Тагэре!» На глазах потрясенной толпы с герцога сами собой спали, вспыхнули и рассыпались пеплом оковы, и Шарль с удивлением, еще не веря спасению, размял затекшие кисти. Кто-то бросил на эшафот цветок, золотистая хризантема ярким пятном легла на алую обивку,
Простолюдинки в умилении плакали, вытирая глаза белыми фартуками, мужчины, радостно улыбаясь, хлопали друг друга по плечам, и никому не было дела до серой кощенки, устроившейся на одной из балок, поддерживавших страшную конструкцию. А зверушка, потянувшись, сиганула на каменную балюстраду, ограждавшую фонтан, оттуда перелетела на крышу лавки цирюльника, спрыгнула вниз и затерялась среди узких улиц.
Эстель Оскора
С моей стороны было большой глупостью влезать в арцийскую междоусобицу, но я на старости лет стала сентиментальной. Ну не могла я бросить свалившуюся мне на голову девчонку на произвол судьбы, пришлось тащить ее с собой, а дальше все пошло по вечному принципу: дайте напиться, а то так есть хочется, что переночевать негде. У Эстелы, как и положено в ее возрасте, оказался возлюбленный, умудрившийся угодить в ловушку, которую обошел бы и слепой. Правду сказать, мне следовало передать свою подопечную братцу, а самой наконец заняться действительно важным. Я же полезла в пасть синякам, и не моя вина, что те оказались настолько тупы, что не поняли происшедшего у них под носом.
Но я ни в коем случае не жалела, что спалила этого воцерковленного крысеныша с его амулетом. Когда я случайно зацепила его ауру, у меня возникло ощущение, что я босыми ногами прошлась по какой-то гадости. Арция докатилась, если суд в ней вершат подобные людишки! А вот герцог мне понравился, ничего не могу сказать. Дрался до конца, хотя был обречен: человек, каким бы сильным он ни был, не мог противостоять таким артефактам. Но Тагэре мне все же помог. Сломайся он, я была бы вынуждена себя раскрыть, а так я лишь поддержала рывок самого герцога, к слову сказать, для человека, да еще измотанного схваткой с синяками, очень сильный. Помогло и то, что в его жилах текла капля той же крови, что и в моих, когда я еще не была Эстель Оскора. Мне удалось так слить свою Силу с его, что сам Ройгу не разобрал бы, где начинается одна и кончается другая. Это было красиво. Не спорю, артефакты Скорбящих были сработаны с выдумкой, но мы видывали и не такое!
Впрочем, было бы нелишним докопаться, кто и когда сработал Цепь и пламенное Кольцо. Вот уж что я сделала с удовольствием, так это их разрушила. Это был риск: к Силе, выплеснутой крысенышем на Шарля и отброшенной мной назад, пришлось добавить изрядную долю моей собственной. Умей эти ублюдки разделять поражающее и отражающее заклятия, они бы поняли, что вторичное было раз в двенадцать сильнее первичного. К счастью, тем, кто делал Кристаллы, было далеко до умника, создавшего Цепь. Страшно было подумать, что бы стало с тем же Шани Гардани или Стефаном, окажись в руках моего покойного отца подобная штука. Зато теперь судебные маги остались без своих главных «аргументов» в споре. Правда, герцогу тоже досталось. Я, как могла, его прикрыла, но как шлем не полностью гасит удар, если тот достаточно силен, так и мой щит, хоть и спас от магического огня, не защитил от откатной волны. Что ж, придется красавцу Шарло денек полежать, а потом походить с больной головой, зато он жив и свободен.
Все закончилось хорошо. Справедливость восторжествовала. Тагэре оправдан, Цепь разрушена, Кольцо тоже, Эстела свободна, и никому и в голову не придет, что она бежала. Возможно, кое-кто решит, что Виргиния, отдавая приказ дочери ре Фло немедленно покинуть обитель, уже была не в себе, но это не наша забота. Насколько я поняла этих бледных поганок, они будут сохранять лицо, старательно делая из пускающей слюни идиотки мудрую и благочестивую правительницу, а значит, Эсте ничего не грозит. Ну и славно! Пора было приниматься за настоящее дело. И все же сердце у меня было не на месте.