Кровавая схватка

Прайор Линдси Дж.

Потому что теперь, когда она смотрела на него в ответ, он видел, что ей поистине не всё равно, что произошло. Она была напугана. Более того, ей было больно. Он видел это по её глазам: она чувствовала, что он её предал. И это означало, что она научилась доверять ему.

И из-за этого, когда её глаза вспыхнули, блестящие и выжидающие, ему захотелось пообещать ей, что он последний, кто когда-либо подведет её. Но он не мог. Ей нужно было так много — столько сдержанности, столько заботы, сострадания и защиты. Не в последнюю очередь теперь, когда он знал, что Калеб придёт за ней. И он должен был задаться вопросом, сможет ли он

это сделать — если они продержатся достаточно долго, сможет ли он делать это ночь за ночью. Если бы он мог справиться с ней и всё ещё быть рядом со своей стаей.

Или должен ли он отпустить её. Заставить её сделать то, что он хотел, а затем позволить ей уйти и самой решать свои проблемы, как она и предлагала.

Пока она не встретила Калеба Дехейна. Или Кейна Мэллоя. Или неуправляемую банду вампиров. Или группу зэков. Тех, кто не увидел бы того, что увидел он. Тех, кому было бы всё равно, что скрывается под поверхностью. Тех, кто видел бы только отношение, вызов… смелую женщину, ищущую неприятностей. Не ту, кто в глубине души отчаянно пыталась избавиться от своей боли единственным известным ей способом.

Они не увидят его Фию такой, какой он её видел. Его Фия.

— Ты в это не веришь, — сказал он. — Ты же на самом деле не веришь, что я причиню тебе боль. Потому что ты не только веришь, что я благороден, ты доверяешь мне. Или доверяла. Вот почему ты сейчас злишься… потому что думаешь, что я не доверяю тебе в ответ. И ты хочешь, чтобы я доверял. Тебе нужно, чтобы я доверял. Потому что, если я тебе доверяю, к тебе наконец-то возвращается самоуважение, верно? А тебе нужно вернуть своё самоуважение, чтобы у тебя были силы пойти и забрать своих сестёр. Чтобы найти выход из всего этого.

Она попыталась вырвать свою руку из его хватки, но его хватка была неумолимой.

— Ты можешь отталкивать меня сколько угодно, Фия, но мы оба знаем, что здесь происходит.

— И что это, Джаск? — спросила она, её губы уже дрожали.

— Ты влюбилась в меня так же сильно, как я влюбился в тебя.

Один только взгляд, вспыхнувший в её глазах, наполнил его теплом, которого он не испытывал столько, сколько себя помнил.

Чувство, которое в равной степени наполнило его ужасом, потому что она не отрицала этого.

Вместо этого она коротко выдохнула.

— Влюбился? Прошло меньше двух дней.

— Сколько времени это обычно занимает?

— Гораздо больше, чем два дня.

— Я понял это в ту же минуту, как увидел тебя, Фия. В ту минуту, когда я посмотрел в твои глаза там, в руинах. И я никогда не чувствовал такой связи, как тогда. И я возненавидел тебя за это. Ненавидел тебя за то, что ты заставляла меня чувствовать себя так, когда я даже не знал тебя. Но теперь, когда я по-настоящему знаю тебя, я знаю, что это было правильно — чувствовать себя так. Мои инстинкты знали, что моё сердце и разум не были готовы принять. Поверь мне, отрицание это предпочтительный вариант и для меня тоже, но я хочу, чтобы ты знала, что я чувствую.

Она нахмурилась.

— Давай не будем этого делать, Джаск.

Но он, наконец, заполучил её — её защита была почти сломлена, настоящая Фия почти полностью обнажена. И он не собирался так просто отпускать её.

— Нет, Фия. Давай сделаем это. Здесь и сейчас.

— Почему? Какой в этом смысл?

— А какой смысл поддерживать между нами какой-то барьер?

— Потому что так всё становится

проще.

— Ты хочешь сказать, что тебе так проще.

— Да, мне так проще. Мне так больше нравится. Так что отпусти меня.

* * *

Она едва могла дышать, напряжённость в его глазах, искренность его слов застали её врасплох больше, чем она могла вынести.

— Нелегко было сказать тебе «нет» в том переулке, — сказал он. — Ни на минуту не думай, что это было так. Я хотел тебя тогда так же, как хочу сейчас. Точно так же, как я хотел тебя всего час назад.

Её сердце пропустило удар, на сжатых ладонях выступила холодная испарина.

— И, несмотря на то, что ты думаешь, это не имеет никакого отношения к тому, что ты серрин. Я знаю, ты думаешь, что я слишком хорош для тебя. Я вижу это по твоим глазам. Ну, я не очень хорош, Фия. Не под всем этим. Мне приходится всё время бороться, чтобы сделать правильный выбор. Прямо как сейчас… я изо всех сил пытаюсь сделать так, чтобы это касалось моей стаи, а не тебя, не нас. Потому что ты понятия не имеешь, что я делал в течение многих лет после смерти Эллен. Я катился по нисходящей спирали и тащил за собой свою стаю, погружаясь в собственное презрение, не заботясь ни о чём, кроме как причинять себе любую боль, какую только мог. Для них это были трудные времена, и в то время меня это совершенно не волновало. И всё же они по-прежнему преданно стоят на моей стороне. Ради них я должен был бы выйти из этой комнаты прямо сейчас. Но я не могу. Вот почему я тоже не могу позволить тебе уйти. Не раньше, чем я разрушу последний из твоих барьеров. И я разрушу их, Фия. Не ради того, что я должен сделать, а ради нас.

Её сердце болезненно забилось.

— Потому что ты тоже признаешь то, что чувствуешь, — сказал он. — Ты сделаешь себя уязвимой для меня. И ты столкнешься с этим. Как и я.

Она больше не могла видеть ничего, кроме него. Не слышала ничего, кроме стука дождя. Не чувствовала ничего, кроме прохладного ночного ветерка.

Она инстинктивно попыталась снова вырваться, но его хватка усилилась, а взгляд по-прежнему был прикован к ней.

— Неужели никто никогда не предупреждал тебя о том, что нельзя загонять серрин в угол? — спросила она, затаив дыхание.

— Неужели никто никогда не предупреждал тебя о том, что ликан может загнать тебя в угол? Один на один, мы оба знаем, кто победит.

Всё, что излучали его глаза, его тон, его прикосновения, говорило ей прекратить сопротивляться. И она больше не хотела бороться. Если он думал, что сможет сломить её, ей нужно было увидеть, как он попытается.

Она прижалась губами к его губам, нуждаясь, желая столкнуться с последствиями, если у него получится.

— Тогда докажи это.

* * *

Её окончательное подчинение высвободило все первобытные инстинкты, которые ему приходилось сдерживать и подавлять. Инстинкты, с которым, он теперь знал, ему больше не нужно бороться. Не сейчас, когда он, наконец, доказал себе, насколько близко он может подойти к краю и что он может отступить… то, что он мог сделать только с ней.

Мог это сделать, потому что любил её.

Он вырос с тех пор, как прошли все эти десятилетия. Он стал сильнее, и даже сам не подозревал об этом. Не осмеливался проверить это, чтобы узнать наверняка.