Кроваво-красный
Шрифт:
Тяжелый воздух разрывал легкие изнутри, и перед глазами дробились стены зала, книги, листы пергамента на столе. Откуда-то издалека дотянулась и поддержала под локоть рука Матье, в мешанине образов на мгновение вспыхнуло нездоровой белизной его лицо.
"Что происходит?" — Мысленный вопрос встретил ответ в глазах душителя — смесь смятения, страха и безысходности.
— Этот вопрос должен был решаться на собрании. Я...
— Собрание было, дорогой брат. Твой голос ничего не решил бы. А тратить время на соблюдение формальности... Твои в течение года уже убили двоих из моего убежища. Каждый день промедления мог стоить еще чьей-то жизни. — Тон Аркуэн смягчился, и его искренность пугала не меньше, чем былая ядовитая жесткость. —
Тишина заполняла зал, обволакивала все, поглощала звуки, даже стук собственного сердца.
Они не могли это сделать. Не могли принять такого решения, это слишком даже для Черной Руки. Они не...
— Если ты выдвигаешь обвинения против Гогрона, то разумно хотя бы допросить его. — Спикер говорил через силу, с трудом сохраняя спокойствие, только тишину разрывал шорох пергамента, сжимаемого в его руке. — Он вернулся сегодня, сейчас он в убежище. Если вызвать его...
— Он убил моего Далмира. — Медленно и с расстановкой произнесла Аркуэн, как будто бы каждым словом забивая гвоздь в крышку гроба. — Свернул ему шею в переулке и бросил. Его нашел там мой душитель.
К горлу подступил ком, и Терис хрипло втянула воздух, держась на ногах только благодаря не отпускавшему ее Матье.
Еще пару часов назад Гогрон смеялся над этой историей, не зная, чего натворил и чем это обернулось. Смеялись М'Раадж, Телендрил и Тейнава, да и ей самой ситуация показалась забавной, хотя голову на тот момент занимали иные мысли...
Все слишком глупо, слишком абсурдно, чтобы быть правдой. Так не может быть, не должно.
— Спикер... — Терис оторвала взгляд от раздробленного пола и подняла, цепляясь им за застежку плаща Аркуэн. Искусно выполненная из золота птица с изумрудными глазами. Так странно для нее, но в то же время эта деталь успокаивала, дарила слабую надежду на понимание. Ей, как и Альге, нравятся красивые вещи, она заботится о своих людях, она тоже живая — можно достучаться, убедить... — Если вы позволите... Гогрон защищался. Он рассказывал сегодня...за столом... — Терис перевела дыхание и продолжила, неотрывно глядя в глаза птицы, как будто бы это было изображение аэдра в часовне, куда в детстве брала ее мать. — Он убил грабителя, скорее даже случайно... Если бы он знал, кого убивает, он не стал бы рассказывать. Это было бы глупо...
— Насколько мне известно, он не отличался умом. — Золотая птица вновь стала всего лишь застежкой, и возложенные на неизвестные силы надежды сгорели в огне свечей, отраженном в гранях изумрудов. — Ты, видимо, тоже. Тебе не давали слова.
— Аркуэн, нет... — Пергамент с шорохом упал на пол.
— Матье, следующее слово от нее я буду считать сопротивлением воли Слушателя. Ты знаешь, что делать. — Улыбка альтмерки и выражение ее глаз утратили всякий намек на недавнюю искренность и сострадание.
Пальцы Матье Белламона болезненно сжали руку; бретонец дрожал, и полукровка чувствовала, как он с усилием заставляет себя оставаться на месте.
Он тоже когда-то служил в их убежище. Он тоже знал всех. Ему тоже было тяжело, но приказ Спикера пересиливал все чувства и страхи, заставляя повиноваться.
— Итак, теперь здесь стало тише... — Аркуэн села на край стола, пренебрегая пустующим креслом. — Тебе нужно уяснить одну вещь и смириться. Все решено, Слушатель подписал приказ. Те, кто сейчас в убежище, не доживут до утра в любом случае. Разница лишь в том, кто это сделает. Или вы двое подтвердите таким образом свою верность Братству, или ими займутся мои люди и те, кого прислал Слушатель. Будь уверен, их достаточно. И так просто никто не отделается. Ты ведь знаешь меня, я люблю допросы. — Альтмерка аккуратно сложила ногу на ногу и разгладила складки черного дорожного платья. — Даже если они не имеют смысла. И ты напрасно думаешь сейчас о том,
Песчинки в часах падали, поблескивая на свету, и горочка внизу росла — медленно, но неумолимо. Песок отсчитывал секунды. Пять, десять, тринадцать, четырнадцать...
На пятнадцатой секунде Терис не выдержала и снова закрыла глаза, давая красноте поглотить весь мир, отдавая сознание на растерзание лихорадке.
Очищение. Это слово прозвучало, и теперь от него никуда не деться. То, чего еще минуту назад можно было избегать в мыслях, теперь обрело суть более ясную, чем просто приказ Слушателя.
То, о чем говорили, чего боялись и во что не хотели верить — этого не могло произойти с ними. С кем и когда угодно, но не с ними. Все верили, что проблемы закончатся. Даже Мари, намекая на последствия, всерьез никогда не думала об Очищении. С ними этого не должно было быть.
И не будет. Есть мудрый, проживший три сотни лет Винсент, есть Альга...далеко, но есть. И вампир что-то придумает, он найдет выход. К нему прислушаются,он старше всех в Черной Руке, он должен знать... Нужно только успеть к нему до того, как истечет час, отведенный на раздумия.
Терис открыла глаза, возвращаясь в реальный мир — изломанный страхом и отчаянием, но еще существующий в прежнем своем виде. Есть привычный зал форта, есть темный коридор, ведущий наружу, есть Спикер, который тоже должен был все это понять...
— Я принимаю условия. — Он поднялся на ноги, скрывая полукровку от глаз альтмерки, и хватка Матье сама собой ослабела, даруя свободу. — Терис, идем.
***
Шаг за шагом по пустому коридору подземелья. Мимо уходящих вниз ответвлений и лестниц, мимо капающей в темноте воды. Все дальше от форта, от Аркуэн, от часов, которые она перевернет еще несколько раз, прежде чем приехать самой.
Они шли молча, слов не требовалось — хватало мыслей, общих для обоих, общей надежды, окрепшей за время пути.
Винсент должен знать, что делать. Он прошел через многое, видит людей насквозь, знает их слабые места и не одно десятилетие провел с членами Черной Руки. Он как-то убедил их принять служившую Мораг Тонг Альгу — одно это значило бесконечно много, и мысль о могуществе вампира согревала душу, отгоняя недавний парализующий ужас.
Очищения не может быть. Уже утром все решится, они выйдут под тусклое рассветное небо, вздохнут с облегчением и забудут про эту ночь как про дурной сон. Она забудет про красные глаза лошадей, про золотую птицу на груди Аркуэн, про холодные и чужие лица незнакомых убийц, встретивших их в поле у тайного хода. Все это уйдет, исчезнет, нужно только найти выход.
Убежище встречало полным беззвучием, не скребся даже Шеммер, обычно бодрствовавший ночами. Все спали, не зная о приказе Слушателя и о том, что выхода из убежища нет. Наверное, так даже лучше для них. Никто не натворит глупостей, а наутро все закончится...
Терис украдкой заглянула в лицо Спикера и встретила его взгляд. Взгляд абсолютно мертвых глаз на сером лице, только теперь в нем не осталось даже отчаяния.
Тишина была мертвой. Такой же, как в тот раз, когда приходила Ярость Ситиса. Только тогда эта тишина пришла извне, и ее не смели нарушить убийцы, разошедшиеся по своим углам и замершие в ожидании суда. То было временное затишье, всего один час час парализующего беззвучия и страха.