Кроваво-красный
Шрифт:
— Меня Сивелием зовут, я работаю на ферме Одила. И там сейчас никого нет, а ключ у меня. Или сеновал в амбаре тебя устроит больше?
Терис смолчала, хотя была почти готова объяснить ему, что она представительница другой не менее древней профессии, когда рядом внезапно возник Франсуа Мотьер.
— Я...я пришел. — он остановился у стола и застыл, конфузливо оглаживая дублет.
— Ммм, наконец-то, дорогой. — с деревянной улыбкой выжала из себя Терис и с почти искренним рвением взяла его под руку. Имперец что-то разочарованно протянул пьяным голосом, но за ней не последовал, переключив свое внимание на девиц у стойки, не столь мелких и костлявых и накрашенных
После духоты таверны воздух на улице был опьяняюще свежим, и Терис долго не натягивала капюшон такого же яркого плаща, хотя вечерний холод уже подернул изморозью мостовую.
— Простите, я задержался... — промямлил Франсуа Мотьер и приобнял ее за талию, увидев проходящих мимо горожан, с которыми не преминул раскланяться, — Нужно было закончить кое-какие дела.
— Вы все приготовили? — Терис скрипнула зубами, но стерпела, одарив проходящего мимо орка широкой улыбкой, приличествовавшей ее нынешнему статусу.
— Да, осталось только выпить. Это...это не больно?
— Не больнее, чем быть убитым наемником.
— Да... Я зря боюсь. — он выдал нервную улыбку и умолк до конца дороги.
Дом Франсуа Мотьера, огромный двухэтажный особняк, был расположен у самой площади и был далеко не бедной лачугой, однако его хозяин умудрился влезть в долги настолько, что его кредиторы сочли разумным послать по его душу убийцу. Интересно, на что он эти деньги просадил, не на девиц ли?
Мотьер пропустил Терис вперед, и она с облегчением избавилась от его руки. Она терпеть не могла, когда ее трогают, и исключением были разве что Харна, долго душившая в объятиях во время их последней встречи, и Спикер, гладивший по голове после удачной сборки скелета. Вернуться бы поскорее, сменить цветастое тряпье на родную куртку и линялые штаны и забыть об этом, как о пьяном бреде...
Судя по увиденному на втором этаже, хозяин дома подошел к подготовке со всей ответственностью и даже фантазией. Пол усыпали лепестки, в углу покоилась подушка, сброшенная с развороченной кровати, столик был опрокинут, и стоявшая на нем ваза откатилась к двери, на ковре, покрывавшем пол, стояли приготовленные заранее бокалы и бутылка вина. Наполовину пустая, вторую половину хозяин, видимо, выпил, дабы заглушить расшалившиеся нервы.
На робкий вопрос Мотьера «ну как?» Терис тактично промолчала, не зная, чего больше хочет — похвалить его за изобретательность или разбить об голову бутылку, поскольку вопрос был задан из кровати уже успевшим почти полностью раздеться бретоном.
— Может, выпьете со мной?.. — предложил он, следя глазами за тем, как она наливала в его бокал вино.
— На работе не пью. — она настойчиво протянула ему бокал, коснувшись губами своего и оставив на нем ярко-красный след. Вино из него было заблаговременно вылито в росший в горшке цветок — земля там была совсем сухая, и Терис пожалела несчастное растение, за которым после «смерти» его хозяина, наверное, долгое время некому будет ухаживать.
Мотьер принял бокал дрожащей рукой и со страхом посмотрел на убийцу, упорно отводившую взгляд от его дородного тела.
— Пейте, это быстро и безболезненно.
Бретон вздохнул и, поднеся бокал к губам, глотнул — с трудом, как будто глотал живую медузу. Мгновение он с некоторым облегчением прислушивался к ощущениям, после чего, выронив бокал, упал на подушки и больше не шевелился.
Терис с облегчением вытащила из-за уха цветок и возложила его на заросшую рыжеватым волосом грудь почившего беспробудным сном Мотьера, поймав себя на мысли, что как труп он нравится ей куда больше. Так
Глава 16
Мерный гул в таверне успокаивал и усыплял, и Терис, отоспавшаяся и отдохнувшая, с трудом удерживалась, чтобы снова не заснуть прямо за столом в темном уголке.
За последние два дня, вынужденно проведенные здесь, она узнала все новости Королла. Графиня родила двойню, и скоро город будет праздновать это радостное событие, новичок из бойцов недавно убил огромного минотавра, какой-то молодой маг чуть не устроил пожар в Гильдии, а доблестный Легион отловил какого-то беглого заключенного. Терис долго прислушивалась к этому разговору, но, выяснив, что беглец — хаджит, быстро потеряла интерес. Клаудиусу Аркадии здесь делать нечего, он в другой части страны, если добрался... Добрался, конечно, он сильный...
Весть о гибели Франсуа Мотьера всколыхнула город не хуже, чем весть о рождении наследников графа. Уже третий день в таверне не переставали сокрушаться, что он, такой молодой, добрый, успешный, последовал за своей недавно почившей матушкой. Разговоры о нем не стихали ни на час, и то и дело кто-то из посетителей предлагал выпить за упокой его души, и таверна погружалась в тишину. Его смерть в обществе шлюхи, как ни странно, все восприняли как нечто трагическое, лишенное грязи и неприглядности. Он был одинок, ему не хватало тепла, а продажная тварь не то убила, не то бросила его умирать и сбежала, прихватив некие семейные ценности. Про ценности Терис ничего не знала, и этот расклад ее не устраивал, вызывая желание бросить все как есть и уйти, бросив Мотьера в летаргии.
— Все, похоронили сегодня. — со скорбью сообщил кто-то, входя в тепло таверны с улицы, где лил дождь, — Рядом с матушкой, в крипте...
— Жаль его. Молодой еще... У него, вроде, из родни никого больше.
— Бедняга... И жениться собирался. Не слыхали, на ком?
— Да какая теперь разница. — кто-то высыпал на стол горсть монет. — Налей-ка нам вина, Тильда...
— Да помилуют Девять его душу...
— За счет заведения!
Когда отзвучал стук опустевших кружек, Терис выбралась из забитого горожанами зала на улицу, где висела непривычная после таверны тишина, глотавшая даже шелест дождя. Город, не отличавшийся многолюдностью и днем, теперь и вовсе опустел, и даже часовня казалась покинутой и забытой всеми. Завеса дождя размывала ее очертания, делая бесконечно далекой и мертвой, и Терис казалось, что всю дорогу она продирается сквозь липкую водяную паутину, не желающую пускать ее, убийцу, в светлую обитель Девяти.
Часовня была открыта, как и всегда, но в ней не было никого, только Девять смотрели с витражей с немым укором прямо в душу. Пусть смотрят, пусть лишают своей милости...если она была. Что ей за дело? У нее есть кинжал, он всегда был надежнее призрачной защиты высших сил. Он всегда под рукой — обвитая кожей рукоять, острый клинок, одно прикосновение к которому внушало веру. Пока он с ней, всегда есть шанс отбиться и выжить, даже если дело дойдет до ближнего боя. Но лучше верить, что не дойдет...