Кроваво-красный
Шрифт:
— Ты...только не говори никому, что я принес. — Матье дал ей иглу и нить так, как будто бы передавал как минимум скуму. Поймав ее непонимающий взгляд, он с долей стыда пояснил, — Они боятся, что ты можешь использовать ее в качестве оружия.
Терис вздохнула, но скрыла раздражение. Матье не виноват, он не обязан ей помогать и уже рискует... Но все же до боли, почти до слез обидно, что ее заклеймили едва ли не предателем. Не угодила глупым, совершенно непонятным требованиям Аркуэн, уронила придуманную неизвестно кем честь Братства и Матушки, и ее считают способной на убийство брата или сестры...
В коридорах послышались шаги, и Матье вздрогнул, как спугнутый охотником зверь.
—
— Спасибо. — Терис не поймала бинт, но улетать ему было некуда, и он остался лежать на кровати. Когда дверь захлопнулась и так же аккуратно, тактично задвинулся засов, она перебралась на пол. Пятно света было неярким, но позволяло видеть раны, еще кровоточащие и никак не желающие заживать. Надо бы прокалить иглу, но нечем — оставалось надеяться, что Матье сделал это сам.
***
В темноте подземелий не было дней, только часы, тянувшиеся непрерывной чередой. Темнота, очень далекий гул голосов и холод, проникавший в камеру и самые нижние уровни подземелий, куда Терис иногда выпускали. Лотта к ней больше не приходила, хотя лихорадка не отпускала еще два дня, вгрызаясь в сознание в последних попытках сломить, но лекаря это нисколько не волновало — свою работу она сделала, и полукровка только изредка слышала ее ворчание, доносившееся издалека. Двое молодых альтмеров, встреченных однажды, одарили обжигающе-презрительными взглядами, но это Терис уже не удивляло. Для всего убежища она позор Братства, а для альтмеров, гордых своим происхождением от алейдов, еще и осквернительница благородной эльфийской крови, только ей это почти все равно. Они чужие, всегда были чужими... Куда больше ее волновало, что о ней сейчас думает Спикер и те, кто остался в Чейдинхолле. Винсент и Альгмара, наверное, все поняли бы и были бы на ее стороне, Корнелий тоже, хотя бы из простого сострадания. Мари... Слишком сложно говорить за человека, который слышит голос Ситиса, но хотелось бы надеяться, что да. А может, то, что она натворила, и правда ужасно, только она так далека от жизни Братства и его веры, что не понимает...
Когда мысли доходили до Лашанса, хотелось выть, бросаться на стены и снова провалиться в лихорадку. Сначала скелеты, потом зелье, побег Клаудиуса Аркадии, откровенное хамство, теперь — нарушение Догмата. И это за неполных два месяца... Вряд ли он будет сильно расстроен, если только тем, что уронила честь убежища, и без того запятнанную предателями. Сама виновата...
Терис сжалась на кровати, обхватив колени и путешествуя взглядом по заученным наизусть трещинам стены. Лихорадка прошла, оставив жуткую слабость, которая часто даровала спасительный сон, и сейчас она была близка к этому состоянию. Это не пугало, ей даже отчасти хотелось хоть ненадолго потерять способность думать и ждать, провалиться куда-то в черноту, спокойную и лишенную снов и бреда. Интересно, что будет после смерти — обещанная всем убийцам Пустота или огонь Обливиона, неминуемо ждущий ее как грешницу?.. Интересно, но она предпочла бы узнать об этом позже. И не так, как могла устроить Черная Рука. Правда, шанс не дожить до суда все еще был — еды ей почти не давали, а на одной воде и сухарях, которые иногда украдкой приносил Матье, она не протянет долго. Может, это и к лучшему, но чутье подсказывало ей, что Черная Рука доберется до нее раньше, чем голод.
Тишина коридоров взорвалась многоголосьем, внезапным, непривычно громким для подземелья, и Терис, начинавшая задремывать, встрепенулась, подняв голову и прислушавшись. Голоса приближались, и, судя по шуму шагов, народа здесь было
— Ты не имеешь права! — голос Аркуэн срывался на исступленный крик, вонзавшийся в уши ядовитым жалом, — Это мое убежище!
-Да, дорогая сестра, я в курсе. — знакомый голос был по своему обыкновению спокоен, — Дайте кто-нибудь ключ.
— Не смейте! Каждого, кто шевельнется, я убью лично!
— Аркуэн, не заставляй меня взламывать замок. Я сделаю это очень неаккуратно и некрасиво, и кто тебе его будет чинить? Последнего, кто что-то смыслил в ремонте, ты, кажется, казнила...
— Он...
— Нарушил Догмат, опозорил Мать Ночи и Ситиса и лично тебя.
— Рада, что ты помнишь... — голос альтмерки походил на шипение рассерженной кошки.
— Как тут забудешь. Когда ты приходишь к сестре, а тебе под ноги с потолка падает кусок чьего-то легкого, впечатления остаются очень яркие.
— Это была печень.
— Вот как? Видимо, степень разложения сбила меня с толка. Так что насчет ключа?
Несколько секунд прошли в тишине, после чего что-то громко заскрежетало и лязгнуло, и шаги приблизились.
— Ты не имеешь права ее забрать, это дело Черной Руки! — голос Аркуэн взорвался злорадством, — Я написала Слушателю...
— Я как раз из Бравилла. Не очень приятно было узнать все от него, ты могла бы поставить меня в известность первым. — шаги Лашанса прозвучали совсем близко, и Терис сдержала крик, застрявший в горле.
Долгая пауза обозначила замешательство Аркуэн, зато тишину прорезал голос Лотты; помимо Спикеров в коридоре стояла как минимум половина убежища.
— Она нарушила Догмат, это дело должно было быть вынесено на совет!
— Удивительная осведомленность для лекаря, благодарю. Только, как я понял, ее не настигла Ярость Ситиса?
Повисшее безмолвие отдавало тревогой, возвещая о неясной, тонкой грани, преступать которую было опасно. Безликий гнев пустоты был чем-то реальным, возможным, и лишнее слово могло поставить в опасную близость от кощунства.
Засов сдвинулся со скрежетом, и распахнувшаяся дверь впустила в комнату поток непривычного света, в котором чернотой обозначалась фигура Спикера.
— Терис, иди сюда. — позвал он совершенно будничным тоном, как будто бы видел ее не далее как вчера.
Терис поднялась, впившись взглядом в лицо Лашанса. Как всегда непроницаемое, только очень усталое, а в глазах на долю секунды промелькнула лютая ярость, от которой убийце стало не по себе. Стараясь не шататься, она выползла в коридор; слух не обманул ее, и там, столпившись у стен, стояли даже те, кого Терис еще не имела сомнительного счастья видеть — средних лет данмер с лютыми алыми глазами, аргонианка с еще совсем зеленой чешуей и седовласый альтмер, облаченный в робу мага. Матье, стоявший за правым плечом Аркуэн, всем своим видом давал понять, что все происходящее ему неприятно, но долг обязывает присутствовать. Спикер больше на нее не посмотрел, только аккуратно сдвинул себе за спину, где Терис прислонилась к стене, быстро поняв, что долго так не простоит.
— Она опозорила семью, тебя! — тон нависшей над имперцем Аркуэн растерял уверенность — его сменил напор, которым альтмерка заменяла чуждое для нее убеждение, — Убийца, одетая шлюхой...
— В наше время встречаются и шлюхи, одетые убийцами. Это, думаю, хуже.
Желтое лицо исказила судорога, и Терис была уверена, что сейчас Аркуэн, самое меньшее, схватится за нож.
— Да как ты смеешь...
— Как ты могла подумать, что я способен так отозваться о своей сестре? — голос Спикера выдал порцию вежливого удивления, — Я отношусь к тебе с огромным уважением, а если ты подумала о том босмере в таверне, то я вовсе тебя не виню: ты выпила лишнего...