Кроваво-красный
Шрифт:
Пустой дом и само убежище — притихшее, будто бы вымершее, хотя присутствие братьев и сестер ощущалось всем существом.
«Мари была против, Очива и Тейнава, Раадж»…
А остальные? Винсент Вальтиери, Телендрил, Гогрон, Альга? И все это слишком похоже на суд, а не на явление воли всемогущего Ситиса…
Шаги тонули в тишине, жадно глотавшей каждый звук и растворявшей его в темноте, ползущей из углов. Дом превратился в обиталище страха, где каждая тень казалась врагом — безликим, бесплотным, облеченным в одни слова — угрозу неминуемой кары каждого
Они остановились у двери комнаты Корнелия, и бретонец разжал руку, выпрямляясь и поднимая взгляд на Спикера. Тот смотрел на убийцу, и в обычно непроницаемых глазах читалось нечто вроде сочувствия, смешанного с мрачным спокойствием, почти лишенным всякой надежды.
— Спикер… — Корнелий откашлялся, титаническим усилием возвращая в тон смиренное спокойствие, лишенное страха, — Я…благодарю вас за то, что вы сделали. Тогда и сейчас. Я… — он смолк, хмурясь и ища слова, но Лашанс оборвал его, прекращая бессмысленные попытки.
— Просто постарайся выжить. Терис, идем. — он развернулся и зашагал прочь, вниз по коридорам, где тени были гуще, а тишину редко нарушали чьи-то шаги.
Полукровка застыла, прилипнув вдруг взглядом к лицу бретонца. Бледное, строгое, обретшее вдруг достойное изваяния святого спокойствие, а в серых глазах — кротость и твердость, слитые воедино, уже не способные надломиться.
Он не виноват. Она знала это тверже, чем многое другое в этом мире. И Лашанс знал, тогда почему…
Черная Рука или воля Ситиса?
— Терис, иди, — Корнелий склонился к ней, и его губы тронула неожиданная улыбка — грустная и обреченная, от которой все внутри сжалось, обливаясь кровью, и захотелось закричать. Но крик не шел, только сознание билось в агонии, пытаясь осознать законы, по которым он шел навстречу каре, которую не заслужил.
— Иди, тебе нельзя здесь быть, — он подтолкнул ее туда, где скрылся в темноте Лашанс, и открыл дверь в свою комнату — черную, затопленную тьмой.
«Там не горят свечи», — разумное объяснение не изгнало страха, но Терис заставила себя кивнуть и сделать шаг назад, все еще глядя в лицо Корнелия. Безумное спокойствие, которое бывает только у тех, кто перешагнул грань…
— Терис, — голос Спикера, донесшийся из темноты, оживил старый, ставший уже инстинктом страх перед теми, на кого она работала и кому должна была подчиняться, заставил развернуться и пойти на зов. Позади скрипнула дверь, отрезая Корнелия от внешнего мира, но она не обернулась. Нельзя, ей пора уходить, как и всем, кто затаился за стенами, прячась от того, что должно было прийти.
Мыслей не было, только тревога и страх, в тишине подземелья кричавшие ей о том, что темнота может быть не только другом, как бывало в ее жизни раньше. Темнота может быть живой, зрячей и смертоносной, сегодня это понимание въелось в разум навсегда, клеймом выжигая простое понимание: то, что называлось Пустотой, есть, и иногда оттуда приходит что-то…
— Заходи, — Люсьен Лашанс указал ей на приоткрытую дверь, вырывая из плена мрачных мыслей.
Одно из многочисленных
— Можешь сесть.
Терис сползла на ближайший ящик, вздрогнув от звука закрывшейся двери, после которого ненадолго воцарилась тишина, давшая волю наполненным страхом мыслям. Еще недавно она почти ждала встречи с начальством, теперь же радость обернулась цепенящим ужасом, душащим многочисленные вопросы, которые очень хотелось задать.
— Расскажи про последнее задание, — Лашанс сел за стол, и его тон прозвучал до неестественного буднично, как будто бы за стеной не замерло все убежище в ожидании прихода посланца Ситиса. Или его самого, приходящего карать непокорных?
— Фэлиан мертв, — Терис изучала взглядом пол, изо всех сил напрягая слух, — Умер от передозировки, стража не будет это расследовать.
— Тебя кто-то видел?
Торонир. Свидетель, но молчаливый, как и все мертвецы. Или его смерть — нарушение условий контракта? Терис поймала себя на мысли, что сейчас это трогает ее меньше всего, как и то, будет ли ей что-то за подобную неосторожность.
— Был еще один эльф. Тоже наркоман. Они…общались, и я передала скуму через него, — бесцветным голосом отрапортовала она, — Он тоже мертв. Его смерть тоже никого не удивила, это случилось бы скоро при его образе жизни.
— Молодец, — спокойствие тона противоречило гнетущей тишине убежища, взрывая хрупкое самообладание.
— Корнелий ведь невиновен, вы знаете, — Терис подняла взгляд на Лашанса прежде, чем он сказал еще что-то, и заглянула в глаза, забыв про иерархию и пытаясь выцарапать из них правду.
— Знаю, — ответ, вопреки смутным ожиданиям, она получила без промедления, и это поставило в тупик, убив краткое бесстрашие. Спикер смотрел на нее без ожидаемого гнева, но она чувствовала, что грань между ним и подобным спокойствием слишком тонка, чтобы бросаться словами, близкими к обвинению.
— Это единственная причина, по которой его еще не казнили.
— Я не понимаю…
— Тебе и не надо понимать. Запомни одну вещь: Ярость Ситиса — не всегда смерть. Он может выжить, и тогда обвинения будут сняты.
«Не опозорь Мать Ночи… Не убей… Не предай…» — условия, только условия, влекущие за собой гнев божества, и ни слова про суд Черной Руки.
— Но кто выбирает? Почему Ярость Ситиса приходит? И кто…
— Слишком много вопросов, Терис, — в лишенном злости взгляде читалось предостережение, и полукровка умолкла, не рискуя испытывать судьбу еще раз.
Там, за пределами убежища, творилось нечто, о чем ей знать нельзя. Черная Рука — правящий совет, и, как она уже уяснила со слов Альги и после встречи с Аркуэн, не все там было так легко, как здесь. Хотя обозначение «легко» плохо подходило под то, что происходило в нем сейчас.