Кровавый след
Шрифт:
— Что? — Она потянулась за сигаретами.
— Милла, не торопи меня, я хочу все сказать правильно… Ради тебя.
— Скажи, и все, — попросила она, вдруг забеспокоившись, когда услышала слова «ради тебя».
Он увидел, что ей не по себе, и протянул ей руку, но потом уронил, как будто передумал.
— Я ездил в Дурбанвиль снять деньги. Увидел вывеску танцевальной студии. Прошло пять лет с тех пор, как я танцевал последний раз. Зашел навести справки, и выяснилось, что по пятницам у них открытые вечера и я могу прийти как гость. А потом я увидел тебя. И танцевал с собой. После первого раза я подумал… мне захотелось еще потанцевать с тобой. И в понедельник, когда я увидел тебя, совершенно случайно…
— Почему ты этого не сделал? — Милла догадалась:
— Что ты имеешь в виду?
— Почему не потанцевал со мной в пятницу еще раз?
— Как раз это я и хотел тебе объяснить. Мне мешали обстоятельства…
— Обстоятельства? Какие еще обстоятельства? — Увертки, жалкие отговорки! Она все больше закипала.
Он заговорил медленно, взвешивая слова.
— Вижу, ты неправильно меня поняла. Милла, я вовсе не предлагаю тебе перестать видеться. Я уже не могу перестать видеться с тобой. Но сроки поджимают… Все дело в тех людях, которые должны мне деньги. Будет лучше, если следующие несколько дней мы с тобой не будем видеться, и я хочу, чтобы ты понимала, почему. Я не хочу подвергать тебя опасности.
— Будет лучше?.. Какая опасность?
— Можно я все расскажу тебе с самого начала?
Она посмотрела на него, потом на пачку сигарет, которую держала в руке. Вынула сигарету, закурила, глубоко затянулась и медленно выпустила дым.
— Рассказывай, — велела она.
— Ты потерпишь, пока я не закончу?
Она кивнула.
Он поставил свой стакан с шампанским.
— Последние несколько лет я старался рассредоточить свои сбережения, не класть все яйца в одну корзину. Часть денег поместил в британский банк «Норзерн Рок», который пострадал во время прошлогоднего финансового кризиса. Когда это случилось… я полетел в Лондон и снял со счета все деньги, потому что хотел подождать и посмотреть, что будет дальше. У меня на руках оказалась крупная сумма наличными… и пришлось возвращаться в Ирак, а там хранить деньги было негде, можно было лишь запирать их в сейфе. Их никто не тронул. А три недели назад я вернулся на родину. С деньгами в рюкзаке. Это была первая моя ошибка. Потом я совершил еще одну. В Йоханнесбурге. В Международном аэропорту имени Оливера Тамбо я взял напрокат дорогую машину. Я не собирался брать дорогую, но в прокатной фирме меня уговорили, посулили льготные условия. А впереди меня ждали дороги родной провинции Фри-Стейт. Поэтому я взял «мерседес» представительского класса и поехал в Сандтон. Там я собирался найти отель и выспаться. По дороге меня остановили четверо парней с автоматами. Они выволокли меня из машины. Я ничего не мог поделать. Деньги лежали в рюкзаке, а рюкзак в багажнике. Я спросил, можно ли забрать свои вещи…
— Значит, они украли у тебя деньги? — непроизвольно выпалила Милла. Она увидела, как он улыбнулся, когда она его перебила. — Извини.
— Да. Они украли деньги. Сорок тысяч фунтов стерлингов. Полмиллиона рандов.
Милла ахнула и с трудом заставила себя молчать.
— Такого со мной раньше никогда не случалось, — продолжал Лукас. — Я погнался за ними, бежал несколько сот метров…
Милла посмотрела на него в изумлении. Сердце у нее сжалось.
— Разумеется, я заявил в полицию об угоне, прождал день, другой… Нет, позволь сначала чуть отступить, пожалуйста, потерпи, то, что я хочу сказать, очень важно для меня… для нас. Я хочу объяснить, почему должен поступить определенным образом. Отчасти все идет из моего детства. Я помню болезнь матери, беспомощность отца. Ни один из них не мог управлять своей судьбой, Милла, обстоятельства их одолели. Помню, лет в пятнадцать я вдруг понял: я не хочу жить, как они. На меня снизошло что-то вроде откровения. Я понял, что могу рассчитывать только на себя, как будто… родителей вообще нет. В университете я как-то прочел высказывание Вольтера… Кажется, он писал, что человек не волен выбирать карты, которые сдает ему жизнь. Но как разыграть сданные карты — решать тебе. Если хочешь выиграть. И
Она кивнула, потому что прекрасно понимала его.
— Когда у меня украли деньги… в полиции мне намекнули, что им приходится сталкиваться с двумя-тремя угонами в день, у них не хватает кадров, много других преступлений… и даже если они поймают воров, денег мне, скорее всего, не вернут. А мне очень нужны эти деньги, чтобы заплатить первый взнос за ферму. Если я вовремя не внесу его, все пропало… Тогда я решил попробовать вернуть свои деньги самостоятельно. Но сначала надо было найти угонщиков. У одного из тех, кто выволакивал меня из машины, была яркая примета — дефект глаза, обесцвечивание роговицы. Я знал, что, если опишу его нужным людям… На все ушло несколько дней. Я задавал вопросы, щедро платил за ценные сведения и, наконец, нашел его. Мне пришлось целый день продержать его у себя, прежде чем он сказал, на кого он работает. Тогда я вступил в переговоры с его начальником, Юлиусом Шабангу…
Милла вздрогнула, услышав знакомое имя.
— Вот так денежный след привел меня в Кейптаун. Поэтому я оказался здесь. С ними совсем не просто иметь дело. Там, в Йоханнесбурге, я столкнулся с представителями организованной преступности, а здесь, в Кейптауне, как я подозреваю, — с членами ПАГАД… Вчера мне показалось, что… По-моему, за мной кто-то следит. Вот почему я хочу сначала во всем разобраться. Но обещаю, когда все закончится, я вернусь…
— Погоди, — сказала она. — Обратись в полицию. Ты ведь теперь знаешь, у кого твои деньги.
— Милла, Шабангу умер. Неделю назад его застрелили в собственном доме. Если я пойду в полицию и скажу, что деньги у меня украл он… Ты понимаешь?
62
Милла горела на медленном огне. Она мучилась оттого, что не признается ему в своей роли. Она должна признаться ему, что знает о Шабангу, ПАГАДе, организованной преступности и даже больше — о том, что ПРА составило на него досье. Только сейчас до нее начал смутно доходить смысл происходящего. Но признаться она не может — если она расскажет ему все, она его потеряет.
Зло, караулившее у границы ее мира, протянуло лапы и коснулось ее. Милла пыталась бороться. Предложила одолжить ему деньги. Спорила с ним, пыталась убедить, что будут и другие фермы, что деньги — всего только деньги, что они того не стоят. Но он лишь качал головой и утешал ее, гладил по голове, повторяя: не волнуйся. Он знает, что делает. Наконец, перед тем как они должны были возвращаться, он положил руки ей на плечи и сказал:
— Милла, вот увидишь, моя комбинация окажется выигрышной. Я не могу отказаться и отступить. Я не такой.
С Львиной Головы они спускались молча. На сердце у Миллы лежала тяжесть.
Когда они остановились перед ее домом, она попросила:
— Останься со мной!
Через полчаса после того, как они подъехали к дому, в спальне Миллы Страхан зажегся свет. Квинн встал.
— Похоже, он собирается у нее остаться. Я поеду домой!
— Сладких снов, — сказала женщина-оперативница.
— Если он соберется уходить, сразу звоните.
— Хорошо.
Около полуночи они, обнявшись, лежали в постели. Милла думала обо всем. Сравнивала Лукаса Беккера с бывшим мужем, с собой. Она ведь тоже мечтала стать хозяйкой собственной судьбы, управлять своей жизнью.
— Ты еще не спишь? — прошептала она наконец.
— Нет.
— Я понимаю, ты такой, какой есть. Другого мне не надо.
9 октября 2009 г., пятница
Она спала урывками, прекрасно сознавая, что он лежит рядом.
В начале пятого она проснулась, когда он пошевелился. Она услышала, как он тихо встает и идет в ванную. Потом на кухню.
Он провел там некоторое время.
Потом он вернулся в спальню, оделся. Легко поцеловал ее в щеку. Тишина… шорох рядом с кроватью… его шаги… он вышел из комнаты.