Кровавый триптих

Кейн Генри

– А то! Прошу, лейтенант!
– с этими словами я вытащил из кобуры свой пистолет.
– Глаза продавца за прилавком едва не вылезли из орбит. Паркер заметил это и крикнул через зал:

– Спокойно, приятель!
– и посветил ему полицейским значком.

– Да, сэр, - пролепетал тот. Глаза у него все ещё грозили выскочить наружу.
– Это честь для нас.

– Давай-ка двинемся отсюда, - предложил Паркер.
– Расплатись - ты у нас сегодня богач.

– С превеликим удовольствием.

На улице он спросил меня:

– Не хочешь проехаться

со мной в управление?

Я взглянул на часы.

– Не могу. Дела.

– Вечно у тебя дела, - вздохнул он.
– Я смотрю, твой бизнес идет в гору. Где тебя искать, когда мы возьмем продавца ножа?

– Дома.

– Ладно. Я позвоню. Тебя подбросить куда-нибудь?

– К театру "Уэбстер".

Он иронически взглянул на меня. Мы сели в машину и я отлично прокатился по Нью-Йорку с полицейской сиреной.

– Не забудь поставить меня в известность, - сказал я ему на прощанье.

– Не забуду.

Я пошел к служебному входу, отдал охраннику записку, которую даже не разворачивал, но там, вероятно, было написано все что надо, потому что он сказал:

– Ясно, сэр. По коридору направо. Артистические уборные на втором этаже. Первая дверь направо.

Я вошел в уборную и увидел Эдвину Грейсон, лежащую на кушетке в костюме, который едва прикрывал её тело, длинные полные изящные ноги были обнажены до бедер. Она обратилась к своей костюмерше, пухлой седой женщине:

– Спасибо, Анна. Можешь пойти за кулисы. И подожди меня там. Мне после следующего номера понадобится твоя помощь.

– Слушаюсь, мисс Грейсон. У вас есть пять минут.

– Я буду через три.

Костюмерша вышла. Грейсон села и одарил меня ослептельной белозубой улыбкой. Она потянулась и провела ладонями по своим грудям.

– Отдыхаю. У меня ещё два выхода. Надеюсь, вы меня подождете.

– Обязательно.

Эдвина соскочила с кушетки. Я наслаждался каждым дюймом её тела. Она присела к туалетному столику и начала приводить в порядок лицо. Я огляделся. Уборная как уборная: кушетка, стулья, стол, телефон, туалетный столик, ширма, дверь в туалет с душем и огромный чемодан. Я кивнул на него.

– Не верю, что всеми вашими костюмами можно набить его доверху.

– Вы правы, - Она разговаривала с тремя моими отражениями в трехстворчатом зеркале.
– В этом сундуке хранятся вещи, которые я годами не вынимаю. Чемодан артиста - это как чердак старого фермерского дома.
– Она встала.
– Ну, мне пора идти изображать балерину. Ждите.

– Есть!

Я закрыл за ней дверь и задвинул засов. Свой осмотр я начал с туалета и тщательно все исследовал. На это ушло немало времени, но я ничего не обнаружил, потом я обратился к чемодану - он был незаперт, и на его осмотр тоже ушло много времен, но я выудил со дна толстенький и дорогой на вид саквояжик. У саквояжика был медный замок и как только я заметил золотые иницалы А.В., по спине у меня заструился холодный пот.

Я водворил все вещи обратно в чемодан, отодвинул засов и открыл дверь - и столкнулся с ней. Эдвина шла вместе со своей костюмершей. В руках у меня

был саквояжик.

– Вы же не уходите?
– спросила она.

Они вошли, а я незаметно положил саквояжик инициалами вниз на туалетный столик.

– Мне пора. Я позвонил и... Мне надо идти.

Черные бездонные глаза буквально пожирали меня.

– Но у меня ещё только один выход.

– Мне надо быть дома. Может быть, запишете кое-какие цифры.

Седая костюмерша принесла мне карандаш и бумагу, и я продиктовал ей свой адрес и номер телефона.

– Жаль, что я не могу остаться!
– с этими словами я двинулся к двери.

– Вы забыли свой саквояж!
– крикнула она.

Я вернулся и пристально посмотрел на нее. У неё на лбу возникла поперечная морщинка.

– Я и не заметила, что вы с ним пришли. Ох уж эта работа. Даже отдыхая, постоянно о ней думаешь. Вы попали не в самый лучший момент, Питер. Обыкновенно я не принимаю гостей во время спектакля. Я-то думала, вы придете после.

Она даже не взглянула на саквояж. Подхватив его, я бросил:

– Люблю вас, сестра!

Сверкнули зубы и один глаз торжественно подмигнул мне:

– Взаимно, брат!

– Вам надо переодеться, мисс Грейсон, - сказала костюмерша.

– Пока!
– попрощался я.

Она махнула рукой.

– Я позвоню. Не знаю, когда, но позвоню. И ничему не удивляйтесь. Никогда. Не зря же говорят, что я непредсказуема.

Я спустился по железной лестнице и вышел мимо охранника на улицу. Сев в такси, я стал думать об Адаме Вудварде. Конечно же, он сам припрятал саквояж в таком месте, где никто бы не стал искать - даже хозяйка чемодана. Она выступала здесь в течение двадцати недель и он мог бы забрать его в любое удобное время. Кому бы пришло в голову искать там? Но, пожалуй, он сделал это импульсивно - скорее всего, сунул саквояж в чемодан пока она выступала на сцене. Именно об этом он и хотел поговорить со мной и услышать мой совет.

Такси подкатило к моему дому, я расплатился, дал огромные чаевые и, прошмыгнув мимо швейцара, взлетел наверх, а вбежав к себе, сразу же приступил к замку саквояжа. Только я его открыл, как зазвонил телефон. Это был Паркер.

– Если поторопишься, успеешь к финалу!

– Куда?

– В дом, где жил Кингсли. Я их всех собрал. Поживее, дружок!

– Лечу, лейтенант!

Я схватил саквояж, запер дверь и заметил, между прочим, что Страм не сотавил на замке ни царапинки. Швейцар сказал мне:

– Это для вас - и вручил мне белый конверт.

– Где вы его взяли?

– Посыльный принес.

– Спасибо!
– я сунул письмо в карман, выбежал на улицу, поймал такси, назвал водителю адрес и включил свет в салоне. Едва я успел перерыть содержимое саквояжа, как водитель объявил:

– Дом 262, сэр!

Я снова звонил в белый звонок. Дверь открыл Виктор Барри. Он поглядел на меня так, словно проглотил кусок ваты, думая, что это мороженое.

– Имейте в виду, я вас не приглашал!
– после чего он проводил меня в комнату с зелеными стенами.