Кровавый вкус победы

J. R. Crow

– Вы ведь никогда не бывали в Леондоре прежде, Лест?

– Не имел удовольствия.

Кучер тряхнул поводьями, и карета, ловко развернувшись в небольшом дворе, покатилась по мощеной дороге. Мимо проносились аккуратные, но простые домики, сменившиеся более помпезными особняками, а затем зданиями, скорее напоминающими миниатюрные дворцы.

– Я бы советовал присмотреть что-нибудь, недалеко от центра, – вскользь заметил Дель Руто. – Вам, как главнокомандующему, придется регулярно посещать столицу.

– Я подумаю об этом, благодарю.

Он слегка улыбнулся, странно и как будто даже ехидно. Создавалось

впечатление, что генерал надеялся на мой отказ от должности в его пользу, лишь бы увильнуть от уставных разъездов.

Вчерашняя горечь вновь зашевелилась в груди, сердце отозвалось тупой болью. Я ведь действительно больше не приеду в Леондору, чтобы провести очередной военный совет или блеснуть на великосветском приеме. Через смехотворные пару суток меня ожидает вечный каменный дом, темный и сырой, а Дель Руто с гордостью нацепит на себя мои регалии. От осознания неизбежности последнего события становилось особенно гадко. И дело здесь не только во мне. Неужели армия, прошедшая сквозь кровь и пепел, заслужила такого командира, который заботиться лишь о том, чтобы на кителе висело побольше орденов?

– Мы приехали, – жизнерадостный голос Дель Руто прервал мои размышления. Карета замедлила ход, а потом остановилась у входа в какой-то в меру широкий переулок. Вдоль обеих его сторон в сверкающей парадной броне выстроились городские стражники, чьи скорее внушительные, чем эффективные, алебарды, тем не менее, неплохо охлаждали пыл желающих сунуться в живой коридор. Едва мы выбрались из кареты, к нам тут же подскочил капитан стражи и молодцевато отдал честь:

– Генералы! Разрешите проводить вас на трибуну!

Дождался утвердительного кивка и, лихо развернувшись на пятках, маршевым шагом понесся вперед по переулку. В конце которого, перекрывая выход на площадь, находилась грубо сколоченная деревянная лестница, ведущая на высокий помост, с которого открывался отличный обзор на бушующую внизу толпу. Да уж, распорядители постарались: здесь для самых родовитых и уважаемых гостей расставили роскошные кресла и столики. Разве что не хватало официанта, разносящего бокалы с игристыми винами. Я едва заметно поморщился: человек, что с гордо поднятой головой стоял внутри стальной клетки в центре площади, безусловно, заслужил не один, а десяток смертных приговоров. Но зачем превращать казнь в подобие пикника?

Дель Руто, напротив, одобрительно заурчал и с удовольствием плюхнулся на кресло в первом ряду. Я поискал глазами свободные места подальше от него, но намерение так и осталось намерением: капитан стражи с почтением выдвинул мне сидение. Пришлось, поблагодарив его, устроиться за одним столом с генералом. Потерплю.

Я вновь перевел взгляд на Мастера Некроманта, того, кто долгие шесть лет был моим главным врагом. Уроженец Тарнедора – страны острых шпилей и строгих церемоний – не утратил силы духа, даже будучи обреченным. Толпа бесновалась, готовая растерзать его, не дожидаясь казни, а он стоял, преисполненный чувства собственного достоинства, с безразличием взирая на творящуюся вокруг суету. И лохмотья, в которые превратилась некогда роскошная накидка, смотрелись на некроманте едва ли не королевской мантией. Пускай я и ненавидел его всем сердцем, но не мог не испытывать уважения к тому, как он умел достойно проигрывать.

– Хоакин

Эммануэль… – перекрикивая толпу своим зычным голосом, начал герольд. Некромант полным презрения движением поднял вверх правую ладонь.

– Лорд Хоакин Эммануэль, если позволите, – его мягкий, гипнотический голос заполнил площадь, справляясь с установлением тишины куда лучше громогласного герольда.

– Лорд Хоакин Эммануэль Кроссель Барбатес де ла Манорот, – покорно поправился последний. В конце облегченно выдохнул: что поделать – чем знатнее тарнедорец, тем длиннее у него имя. Некромант наградил его страдания насмешливым оскалом. – Ты обвиняешься в преступлениях против жизни, многочисленных и тяжких. За деяния свои ты приговорён к смерти. Да смилостивятся боги над твоей душой!

Четверо магов, стоящих вокруг клетки, вскинули руки, готовя огненные заклятия. Тело некроманта следовало уничтожить, иначе он после смерти поднимался безмозглой, но ужасающе сильной тварью, жаждущей мести.

– Торопитесь же вы от меня избавиться, – с наигранной досадой произнес Хоакин Эммануэль. – Я, кажется, имею право на последнее слово.

Герольд беспомощно взглянул сначала на приговоренного, а затем – на устланную парчовыми покрывалами ложу, где в массивном кресле, больше похожем на трон, величественно восседала женщина в открытом золотом платье, перечеркнутом на груди синей атласной лентой – Гвендолейн, королева Вэлифара. Ее величество милостиво махнула рукой:

– Пусть говорит.

– Благодарю, – некромант учтиво склонил голову. – Я хотел сказать, что не жалею о том, что я сделал. И если бы у меня была возможность вновь прожить эту жизнь, я бы поступил точно так же.

На площади началось нечто невообразимое: гневные крики, в единый миг раздавшиеся в толпе, слились в нарастающий гул, по силе подобный девятому валу. С огромным трудом стражникам удалось оттеснить напирающую людскую волну древками алебард.

– Тихо! – повысила голос королева.

Люди как будто послушались. Ворча, как подбитый зверь, толпа отступила. Невозмутимо переждав поднявшийся шум, некромант продолжил:

– Я знаю, историю пишут победители, и летописи заклеймят меня как злодея, человеконенавистника, возможно, безумца, помешанного на собственном могуществе. Но я хочу, чтобы вы знали: я сделал это не для себя. Я сделал это для вас. Скажите мне, люди, до каких пор мы будем вынуждены влачить эту короткую, ограниченную всякими потребностями тел, жизнь? Восемь десятков – почти потолок, чуть больше протянет тот, кто может платить магам за их непомерно дорогие услуги. Хорошо же позаботились о нас боги, когда создавали! При этом своим приспешникам – ангелам – они отмерили многие тысячелетия.

– Богохульник! – вскричали несколько истово верующих. Впрочем, основная масса их не поддержала – обстановка не слишком располагала к теологически диспутам.

– Я лишь хотел преобразовать нас, нас всех, в иную, совершенную форму существования. Соединив воедино кость, плоть и кровь, я создал новую магию, новый путь к бессмертию. К сожалению, некоторые из вас были слишком упрямы, а некоторые слишком слабы, чтобы принять это…

Взгляд де ла Манорота остановился на нашей трибуне. Краем глаза я заметил, что Дель Руто чуть вздрогнул от этого взгляда и спешно отвернулся.