Крученый мяч

Родригез Николь

Он подмигивает мне, и я машу, наблюдая, как пикап мучительно медленно трогается с места. Сердце колотится о грудную клетку, когда я вижу дочь за рулем. Я никогда не перестану переживать, даже несмотря на то, что она практиковалась в течении двух лет. Мой маленький ребенок совсем взрослый. Когда, черт возьми, это случилось? На лице Девина сияет улыбка, когда он машет мне рукой, отъезжая все дальше и дальше.

***

Папа возвращается с Беллой и Девином. Близнецы бегут по коридору в свою комнату, строча сообщения

своим друзьям.

– Ну, как они водят? – спрашиваю отца, поднося ему стакан сладкого чая.

– Не так хорошо, как ты, но получше, чем Габриэль, – смеется он, затем останавливается, поняв, что сказал. – Чарли, прости.

– Все в порядке, – успокаиваю я, поднося напиток к губам и делая глоток.

– Им уже по восемнадцать, ты не думала о том, чтобы связаться с ним? – интересуется он.

Когда я забеременела, мои мама и папа были в шоке. Приличная христианская девушка, занимающаяся сексом до брака, уже довела бы их двоих до ручки, но беременность? Это было безумием.

Они старались контролировать нас с Габриэлем, но ничто не могло нас остановить. Мы были слишком поглощены друг другом, не чувствуя никакого страха.

Хорошо еще, что когда я рассказала им о беременности, они знали Габриэля и дружили с его родителями. Это немного смягчило удар, пока все не развалилось.

– Я не могу, папа, – серьезно отвечаю я. – Последнее, что я слышала, так это что он затеял в драку в баре, после чего «Хьюстон» разорвал с ним контракт. Одному Богу известно, где он сейчас. К тому же встреча разобьёт сердце не только мне, но и детям. Если они спросят, тогда ладно. Я не игнорирую его или тот факт, что он существует. Грустно, что он такой, какой есть... Не знаю. Я просто... Наша дверь всегда открыта, и дети это знают, но я не собираюсь сама вламываться к нему и умолять быть частью нашей семьи, – подкрепляю свои слова решительным видом.

– Эй, я только «за», просто спросил. – Он поднимает руки в свою защиту.

– Прости, – извиняюсь, мотнув головой, – Я просто... Близнецы, которым исполняется восемнадцать, вызывают много воспоминаний, вот и все.

Отец кладет руку мне на плечо и сжимает.

– Я чертовски горжусь тобой. Я же говорил это тебе? Знаю, что был жесток все эти годы, но ты все сделала правильно. Твои дети – удивительные благодаря тебе, медвежонок.

Я улыбаюсь на свое детское прозвище и встаю со стула, чтобы подойти и обнять его.

– Я люблю тебя, папочка. Спасибо, – бурчу в его рубашку.

Он целует меня в макушку и разрывает объятия.

– Мне пора домой. Придете на ужин в эти выходные? – спрашивает он, когда мы доходим до входной двери

– Ну конечно.

Он улыбается и уходит. Я иду в свою комнату, достаю коробку из шкафа и стучу в дверь спальни Беллы и Девина. Музыка останавливается, и Девин открывает дверь.

– Что случилось, мама? – спрашивает он.

– У меня есть еще один подарок.

Я захожу в их комнату и сажусь на край кровати Беллы,

передавая ей коробку. Она вопросительно смотрит на меня и открывает. Затем достает пурпурно-золотую толстовку и разворачивает ее.

– Университетской команды по софтболу? Неужели...

– Да, – говорю я спокойно. – Мы с дедушкой Хэнком купили ее, когда приезжали туда на экскурсию в начале моего выпускного года в школе. Они предложили мне стипендию, так что мы пошли в сувенирный магазин и приобрели ее. Твой дедушка был очень счастлив.

Вспоминаю, как он поднял меня в воздух и закричал на весь кампус, что его девочка будет играть за «Тигров».

– Извини, мама, – тихо шепчет Белла.

Я смотрю на нее в замешательстве.

– За что, детка?

– Если бы не мы... если бы у тебя не было Девина и меня, ты бы поступила и продолжала играть, – объясняет она, кладя толстовку обратно в коробку.

Я хватаю ее за руку и жестом приглашаю Девина тоже подойти.

– Эй! – Я стараюсь выглядеть как можно более уверенной, несмотря на мое разбитое сердце. – Я люблю вас обоих всем сердцем и ни на секунду не жалею ни об одном из вас. Софтбол – это просто игра, а вы – мой мир, – говорю я, кладя ладони на их щеки.

Они оба улыбаются мне и кивают.

– Кроме того, я уже почти разобралась с обучением, пусть у меня на это ушло немного больше времени. К тому же, я все еще мои поиграть с вами и надрать ваши задницы.

Я подмигиваю, а Белла меня отчитывает:

– Мама, следи за языком!

Мы смеемся, и я лезу в коробку, чтобы вытащить толстовку для Девина. Он хмурится и смотрит на меня.

– Папина?

– Да. Я не была уверена, захочешь ты ее или нет, но... Я носила ее иногда, знаешь, до всего. – Пожимаю плечами. – Маленький кусочек твоего отца, если хочешь.

Он качает головой и кладет ее обратно в коробку.

– Спасибо, ма. Но... Я лучше подожду, когда нам выдадут форму, – решительно говорит он.

Я киваю, беру коробку и встаю с кровати.

– ДиДжей! – слышу шепот Беллы.

– Нет, все в порядке, Беллс. Я понимаю, Дев, правда. Не стоило мне...

– Мама... – перебивает Девин, переводя дыхание. – Прости.

Сын подходит и обнимает меня.

Я пытаюсь совладать со своими эмоциями, чтобы не заплакать перед детьми. Они никогда не видели, чтобы я ломалась раньше, и не собираюсь этого делать через восемнадцать лет.

– Я не считаю его своим отцом, мама. Ты нас вырастила. Ты та, кто сделал нас теми, кто мы есть. Он не имеет к этому никакого отношения. Зачем мне кусочек чего-то от кого-то, кто бросил самую лучшую женщину на свете? – он говорит более зрело, чем восемнадцатилетний парень.

– Ох, детка, – отвечаю, взъерошивая его волосы. – Я выброшу эту толстовку. Забудь, что я даже заговорила об этом. Через пару недель куплю тебе новую.

Он улыбается в ответ, и я посылаю им воздушные поцелуи, прежде чем выйти из комнаты.