Круги Данте
Шрифт:
Глава 25
Второй день пребывания Данте во Флоренции начался с еще больших сомнений. Принять миссию значило столкнуться со сложностями, потому что надо было действовать, но откуда следовало начинать? Переживания предыдущего дня и последующий разговор с наместником короля Роберта ночью отозвались снами и размышлениями. К обычным образам - собачьей своре, объятой ненавистью к поэту, - присоединился бессвязный бред о немых демонах с голубями ногтями или об адских воинах, которые бросали в него камни.
На рассвете поэт открыл глаза и с облегчением избавился от всех этих снов, которые разъедали душу. Сидя у большого открытого окна в своей комнате, он довольно долго рассматривал кусок неба, который был виден ему; звезды медленно гасли при свете наступающего дня. Наблюдая восход солнца и слушая первые крики приветствовавших
Он протер глаза, словно хотел сделать яснее свой взгляд и мысли, и взял один из исписанных листов.
Невозможно было отрицать связь между преступлениями и его произведением. Гнусные убийцы позаботились о том, чтобы исключить всякие сомнения. Связь была бы ясной, даже если бы фрагменты «Ада» не были вставлены в жуткий сценарий, который они создали; несмотря на это, убийцы их использовали, и это потрясало Данте больше, потому что было очевидно, что преступники шли на все, чтобы очернить его или, по крайней мере, его произведение. Он с яростью думал, какую выгоду могли из этого извлечь убийцы. Было бы абсурдно не видеть, что эти действия направлены кем-то из его врагов. Кроме того, Данте никак не мог понять суть плана, разработанного в дьявольской лаборатории. Возможно, конечно, что это действительно было дело рук Сатаны. Тогда следовало отказаться от расследования, предположений или анализа. Но Данте знал, что действие зла редко не проходили через человеческие руки. И эти убийцы были из плоти и крови, они с невероятной настойчивостью продумывали свои злодеяния, словно делали это ради интереса, словно не было никакого другого мотива у этих преступлений. Мысли о дьявольском вмешательстве следовало тихо отставить в сторону, потому что это не только не объясняло происшествие, но и не могло помочь предотвратить будущие преступления. Об этом и пытался думать поэт, но прежде всего он должен был восстановить свою честь в глазах земляков. Сохранять ясность суждений в подобных обстоятельствах было почти то же, что искать иголку в стоге сена.
Данте перетасовал свои записи, сложив их в случайном порядке, словно ждал, что случайность поможет ему найти то, что разум пропустил. Даже сравнение каждого из преступлений с описанием из его книги не давало логического решения, какой-то подсказки, которая помогла бы двигаться дальше. В хронологии событий порядок частей «Ада» был нарушен. Имитаторы не соблюдали очередность кругов так, как это было в вымышленном мире, где его сопровождал Вергилий. Так, первое преступление - жестокое подобие Цербера и мерзкая грязь - относилось к третьему кругу ада, который Данте изобразил в четвертой песни. Во втором преступлении - кровавом потрошении Бальдазарре де Кортиньяни - палачи перепрыгнули через текст, остановившись на девятом рве восьмого круга, относящемся к двадцатой песни его произведения. Почти одновременно в третьем преступлении они сделали несколько шагов назад, к двадцатой песни, описывающей четвертый ров восьмого круга. В четвертом, последнем убийстве, в случае с иноземным торговцем, преступники возвратились к песни XIV, где речь шла об осужденных, которые страдали в огненном песке седьмого адского круга. В итоге было невозможно понять ход мысли этих злодеев. Данте подумал в отчаянии, что с тем же успехом они могли спуститься к глубоким вечным льдам основания ада или вернуться к вратам, где была надпись с призывом «оставить упованья», предназначенная для всех, кто туда входил.
В выборе наказаний и жертв было не больше ясности, потому что убитые не были выбраны, как казалось, в соответствии с дантовской схемой. Соединив это в терминах литературных и моральных, - Данте не был готов ни в коем случае становиться на сторону таких жестоких убийц в реальном плане - наиболее справедливое наказание было в истории Бальтазарра, поскольку в книге так казнили тех, кто сеял раздоры. А Кортиджани, как многие другие правящие семьи Флоренции, были виновны в частых
Отягощенный этой путаницей мыслей, не в состоянии найти логического объяснения происходящему, Данте откинул голову назад. Он хотел почувствовать воздух утра, обдувающий его лицо. Это всегда освежало его и приводило в порядок мысли.
Глава 26
Легкий стук в дверь прервал его беспокойные размышления. Дверь приоткрылась, из-за нее появилось улыбающееся лицо. С обыкновенной вежливостью кротким голосом он обратился к Данте:
– Мессер, разрешите?
Данте знаком разрешил ему войти и, когда тот переступил через порог, рассмотрел его. Слуга был пожилым, очень возможно, ловким в обслуживании, казался веселым и чрезвычайно вежливым. В его лице, испещренном морщинами, выделялись глубокие вертикальные складки, как у человека, который провел много лет весело, который всегда был в хорошем настроении и находил в нем спасение от суровой жизни. Он остановился посреди комнаты, глядя с симпатией на гостя слегка прищуренными глазами.
– Граф послал вам фрукты.
Он повернулся, сделал знак в темноту за полуоткрытую дверь, и в комнату вошли три юных пажа с подносами, наполненными фруктами, белым хлебом из хорошей муки и несколькими кувшинами с водой и вином. Они поставили свою ношу на другой стол и немедленно удалились, отвесив напоследок глубокие поклоны. Слуга же остался на месте; Данте, временно освобожденный от своих угнетающих скорбей, с интересом наблюдал эту смешную сцену. Человек с дружелюбной улыбкой так отличался от серьезных слуг, которые прислуживали ему в Вероне, что ситуация сама по себе вселяла в него доверие. Он увидел в послании еды нечто большее, чем гостеприимство графа. Это было решение избежать присутствия фальшивого уроженца Болоньи за столом наместника короля Роберта, избежать возможного любопытства домочадцев. Данте оказался кем-то вроде отшельника, живущего в роскоши. Но он не испытывал недовольства одиночеством и подобной ситуацией. Вот необходимость находиться в обществе флорентийцев, лицемерных врагов с притворной симпатией на ликующих лицах хозяев города, была бы для него невыносимой.
– Само собой разумеется, - снова заговорил слуга, - вы можете попросить что-нибудь другое, что пожелаете. Я с удовольствием буду служить вам.
– Прекрасно. Спасибо, - ответил Данте с искренней благодарностью.
Однако человек все еще не уходил. Он оставался стоять, колеблясь, словно сомневался, сказать что-то или повернуться и уйти. Поэт решил помочь ему.
– Что-нибудь еще?
– Да, - ответил он с широкой улыбкой и еще больше щуря глаза, так что они стали похожи на пару щелей.
– Я спрашиваю себя, если… важно ли для вас, чтобы я привел в порядок комнату, пока вы здесь находитесь.
Просьба вовсе не была обыкновенной и, конечно, нарушала все правила. В нормальных условиях поэт не изменял своему вдумчивому одиночеству, но здесь условия были явно ненормальными, и оставаться в компании с этим человеком казалось поэту куда приятнее, чем снова оказаться наедине со своими мыслями. Слуга направился прямо к кровати, которая терпела возбужденный сон Данте. По дороге он несколько раз споткнулся, пока не наткнулся на кровать.
– Вы должны извинить меня, - произнес он, - но мое зрение оставляет желать лучшего. Чтобы хоть что-то увидеть, мне нужно сильно щурить глаза, так что я становлюсь похожим на этих язычников из стран восходящего солнца.