Круги Данте

Аррибас Хавьер

В этот важный момент в дверь трижды постучали, громко и сильно, так что оба собеседника подскочили на месте, а старый слуга тут же замолчал.

Глава 28

Дверь открылась, и в комнату с уверенным и суровым видом заглянул мужчина. Он пристально посмотрел на Данте и с уважением поклонился, учтиво обратившись к нему:

– Простите меня, мессер Бенедетто.

Данте странно было слышать свое фальшивое имя, он еще не привык к нему. Поэт решил, что этот новый посетитель тоже слуга, но занимающий более высокое положение, чем Кьяккерино. Последний внезапно начал яростно выбивать одеяло. Потом тот, который только что появился, направился к старому слуге.

– Так

вот где ты спрятался, чертов Кьяккерино! Как ты смеешь надоедать гостям графа? Оставь в покое эту палку, пока я не сломал ее об твою поясницу, займись своими прямыми обязанностями!

Данте понял, что заставило слугу бездельничать в его комнате и почему он так просил разрешения остаться здесь. Кьяккерино был старым, закаленным в тысяче столкновений слугой и, без сомнения, приобрел своеобразную привычку избегать более сложных заданий, пряча свои больные кости где-нибудь подальше. Взглянув на него, поэт заметил страх в близоруких глазах Кьяккерино и, чувствуя к нему симпатию и желая послушать остальные его измышления, поэт решил протянуть ему руку помощи.

– Прости, - вмешался он, обращаясь к вошедшему.
– Это моя вина, а не Кьяккерино. Я задержал его, заставив слушать мою болтовню. Все в порядке, ты можешь идти.

– Но… - слабо попытался протестовать тот.

– Спасибо, - резко перебил его Данте с видимым нетерпением.
– Ты можешь идти.

Вошедший отвесил новый поклон, демонстрируя уважение и подчинение. Но взгляд, который он бросил на старика, свидетельствовал, что он не слишком доволен и что, несомненно, найдет подходящий момент, чтобы поговорить с Кьяккерино. Несмотря на это, слуга казался искренне благодарным и смиренно согласным на то, чтобы получить любое наказание за свое поведение.

– Благодарю вас, мессер, - произнес он.
– Возможно, мне стоит уйти. Несомненно, я вам надоел. Я глупый и скучный старик… я слишком стар, чтобы когда-нибудь измениться к лучшему.

– Вовсе нет, - ответил Данте с успокаивающей улыбкой.
– Ты не уйдешь, пока не расскажешь мне об этом аде.

Слуга выглядел довольным: в его возрасте и с его опытом уже не нужно притворяться виноватым, если кто-то действительно готов слушать одну из его историй.

– Тогда я расскажу вам о странном и ужасном происшествии, которое произошло во Флоренции несколько лет назад, - таинственно начал он; эти слова не предвещали ничего хорошего, потому что события, которые привели его во Флоренцию, не имели такой давней истории.
– В день календимаджо, больше десяти лет назад. Нам, флорентийцам, нравится проводить его празднично, с играми, танцами по всему городу, вам следует это увидеть. Каждый делает то, что знает и умеет лучше всего, чтобы быть впереди остальных. Те, кто из сестьера Сан Фредьяно, с давних пор отвечают за игры, каждый раз новые и необычные. И в том году они, конечно, отличились.

Данте был уверен, что эта история не имеет ничего общего с теми событиями, которые по-настоящему интересовали его. Несмотря на это, он был спокоен и не перебивал старика. Даже тогда, когда Кьяккерино остановился, чтобы отдышаться.

– Им поручили развесить на всех углах города торжественное уведомление о том, что те, кто хотел бы получить новости с того света, должны быть в этот день на мосту Каррайа и вокруг него, - продолжал Кьяккерино.
– Они разместили в Арно большие барки и плоты, украшенные так, что они были похожи на исчадия ада! Это и вправду было нечто жуткое, с огнями и разными мучениями. Там были люди, переодетые демонами, жуткого вида, которые визжали и лаяли по-собачьи, и бедные души, испытывающие жуткие мучения. Было действительно страшно слышать в дыму ужасающие крики и шум непогоды; я не знаю, как они это сделали, но это было поразительно. Так здорово было сделано, что слух об этом распространился повсюду, и очень многие пришли посмотреть представление. Те, кто, как и я, пришли поздно, стояли около моста по берегам реки, потому что мост был

полон людей. И мы возблагодарили Господа за это. Потому что мост был деревянным, он не смог выдержать такой вес и с жутким грохотом рухнул в воду со всеми, кто стоял на нем. Очень многие утонули!
– взволнованно сказал он.
– Все плакали и кричали, потому что им казалось, что среди мертвых могли быть их дети, родители, друзья, сами понимаете…

Данте хранил почтительное молчание, слушая рассказ о происшествии, которое случилось в 1304 году с одним из городских мостов. Теперь он погрузился в новые сомнения. Ему стоило попытаться узнать что-нибудь о ненавистных преступлениях, которые он должен был расследовать, от того, кто был в курсе городских событий и проявлял настоящий и явный интерес к таким происшествиям. И поэт пошел на риск. Он закашлялся и постарался изменить тему.

– Когда ты упомянул слово «ад», я решил, что ты расскажешь мне о других событиях… произошедших совсем недавно, вести о которых дошли даже до Болоньи, - заметил Данте осторожно, но слуга смотрел на него, не мигая, не произнося ни слова, словно ожидая большей ясности.
– Я имею в виду страшные убийства… «Дантовские преступления», вроде бы так их называют, - добавил Данте, прибегая к обозначению, которое вызывало у него отвращение.

– Святой Боже!
– воскликнул Кьяккерино с ужасом и перекрестился.
– Как же далеко доходят такие жуткие новости! Хоть бы Создатель оградил нас в своей беспредельной благости от подобных вещей! Но лучше об этом не говорить, мессер! Это, несомненно, дьявольское дело.

Слуга смотрел с опаской, словно действительно боялся, что духи ада спрятались в каком-нибудь из углов комнаты.

Данте понял, что во Флоренции царит настоящая паника. Его бывшие соотечественники старались забыть о преступлениях, не говорить о них, словно это могло сделать их менее реальными. Но когда это выходило наружу, они реагировали, словно испуганные, дрожащие и бессильные кролики.

– Ты не веришь, что это убийцы были людьми вроде нас с тобой?
– спросил Данте шутливо, вспоминая бредни проповедника с Санта Кроче.

– Вроде нас? Конечно, нет! И если они люди, - ответил Кьяккерино, - то их души совсем потеряны, так что они мало чем отличаются от демонов…

– И говорят, что преступления следуют детально сценам из книги, которую написал один из ваших самых знаменитых поэтов, - продолжал упрямо Данте с оттенком гордости.

Поэт боялся услышать от слуги что-то неприятное о себе самом, но все же не мог удержаться от того, чтобы услышать мнение о своем творчестве от постороннего. Он никогда не любил говорить о себе самом. Возможно, теперь ему это было необходимо, чтобы получить информацию.

– Да… они сходны с произведением одного изгнанного поэта, который был среди белых, - ответил Кьяккерино, который нервничал все больше.
– Но я не слишком начитан… Я мало знаю об этом… кое-что слышал, и ничего больше.

– И что именно ты слышал об этом?
– настаивал Данте, который слишком заинтересовался этой темой, чтобы отступиться.

– Ну, говорят, что рядом с этими местами находили листы с записанными текстами этого поэта… - без особого энтузиазма произнес Кьяккерино.
– Но знаете? Прошло очень много лет, и он далеко, если он вообще еще жив! Не стоит говорить об этом мессере, - заключил он меланхолически.
– Это нехорошо.

Данте отвел взгляд, немного огорченный, и посмотрел в окно. Он должен был понять, что большинству тихих простых флорентийцев это совпадение должно было показаться более чем странным.

– Четыре таинственных убийства… - сказал Данте, устремив взгляд в прямоугольник света, через который проникали городские шумы.

– Три… И по милости Божьей четвертого не будет!
– поправил Кьяккерино.

– Три?
– спросил Данте, удивленно глядя на него.

– Да, мессер, - ответил тот серьезно.
– Моя память не покинула пока меня, подобно моему зрению, вот так.