Круги Данте
Шрифт:
Данте знал эту историю, но все было не так просто в итальянской политике. Различия были гораздо глубже, чем эта зараза, пришедшая из Пистойи. Все чаще белые гвельфы протестовали против растущего проникновения папистов, сближаясь с гибеллинами. В противоположность этому, черные были неуступчивее по отношению к остальным, требуя сохранить за собой привилегии. Более неспокойные и аристократичные, хотя заигрывающие с чернью, они открыто помогали папе и поддерживали друг друга; папа даже проклял упрямых белых, противостоявших ему.
– И так как у обеих партий было много родственников и друзей в Пистойе, - продолжал говорить слуга, возвращаясь при этом к своей работе, -
– Но, кажется, правителей больше волновали возможные события. Так что они возглавили новое правительство города, а чтобы сохранить мир, не придумали ничего лучшего, чем изгнать самых воинственных из семьи Канчелльери из их владений. О Флоренция! Вы знаете, что происходит с корзиной яблок, когда к ним кладут одно гнилое? То же самое произошло в нашем городе. Скоро во всей Флоренции не говорили больше ни о ком, кроме белых и черных. Слушайте… Они не только не примирились между собой, эти из Пистойи, напротив, под их влиянием даже хорошие гвельфы Флоренции разделились на партии! На этом покой закончился.
– Хочешь сказать, что Канчелльери из Пистойи прибыли во Флоренцию, чтобы посеять раздоры среди флорентийских гвельфов?
– спросил Данте с интересом.
– Нет, нет!
– медленно ответил Кьяккерино.
– Флорентийцам не нужны иноземцы, чтобы убивать и совершать преступления. Белые искали убежища у Черки, очень могущественной семьи. Ее главой был мессер Вьери де Черки, живший в сестьере Порта Сан Пьеро; это место, после того что там произошло, называют «скандальным сестьером».
Данте не смог скрыть улыбку. Болтун Кьяккерино не догадывался, что его собеседник был соседом этого семейства.
– Но были соседи, которые желали их гибели - Донати, - продолжал Кьяккерино, - очень древнее, благородное семейство, но, как говорят, без особых богатств и с небольшим влиянием. Только для того, чтобы досадить своим врагам, они превратились в сторонников черных. Их главой был мессер Корсо Донати, - уважительно пояснил слуга.
– Храбрый человек, который уже ушел из этого мира, да простит ему Бог его грехи; его последователи называли его Бароном. Он до смерти ненавидел мессера Вьери!
– произнес он с чувством.
– Он презирал его. Рассказывают, что каждое утро, выходя из дома, он громко кричал: «Что сегодня нам проревет осел из Порты?» - имея в виду мессера Вьери.
Данте отлично знал этих своих соседей. От одного упоминания воинственного Корсо Донати его бросило в холод. Прекрасный и находчивый оратор, обладающий тонкой изобретательностью, он был готов совершать злодейства и являлся постоянной угрозой для флорентийского правосудия. Он мог стать худшим врагом, которого кто-то способен нажить в подобные беспокойные времена, и Данте страдал от его неограниченных амбиций. Жадность заставила Донати противостоять своим бывшим союзникам, и это привело его к гибели. Потому что они, еще более хитрые и коварные, обвинили его в деспотизме и измене, и он закончил свои дни, став жертвой насилия, которое сеял сам.
Неожиданно плотная туча закрыла солнце, и комната начала медленно погружаться в темноту. Игра теней и света от свечей отвлекла обоих мужчин. В этот момент начался сильный ливень.
Глава 27
Разгоняя тени, старый слуга решительно продолжил свой рассказ:
– Дела в городе шли все хуже и хуже. Праздники сменились печалью; на похоронах в доме Фрескобальди даже схватились за
– Дела обстояли так серьезно, что Святой Престол послал кардинала, но это не помогло и закончилось постыдной анафемой. И в конце концов - сказал он, грустно качая головой, - наш святой покровитель был покрыт позором. Я начинаю плакать, когда вспоминаю драку, произошедшую во время шествия ремесленных цехов в канун празднования дня Святого Иоанна. Надеюсь, что наш покровитель простит нас когда-нибудь и прекратит наши мучения. По моему скромному мнению, - добавил он, понижая голос, - приоры правильно поступили, изгнав главарей обеих партий.
Данте оставался погруженным в свои мысли. Он удивился, что его собеседник понизил голос, рассказывая об этих опасных временах, предшествующих его изгнанию из Флоренции. Это относилось к приорам двух летних месяцев, между 15 июня и 15 августа 1300 года, среди которых был и сам Данте. Он всегда утверждал, что все его последующие злоключения были связаны с этими двумя месяцами, когда он участвовал в работе верховной магистратуры государства. Это изгнание, о котором упомянул слуга, было направлено на то, чтобы предотвратить гражданское противостояние, но в итоге результатов не дало. Решение было особенно болезненным для Данте не только потому, что сто приняли без правдивого установления виновности тех, кто был близок к его идеалам, но и потому, что были высланы хорошие люди, например Гвидо Кавальканти, тоже поэт и близкий друг Данте, который умер от лихорадки в изгнании.
– Хотя, - продолжал неугомонный Кьяккерино, - если вы хотите знать мое мнение, настоящей причиной всех несчастий была комета, которая появилась в небе в сентябре и двигалась на запад с этими большими хвостами копоти и грязи позади. До января она была в нашем небе, и люди, гораздо более мудрые, чем я, говорили, что это знак будущих потрясений… знак появления великого господина во Флоренции… Я вовсе не говорю, что это одно и то же, конечно!
– выпалил слуга, отдавая себе отчет в том, какие подозрения могу вызвать его последние слова.
– А ты видел появление этого великого господина?
– спросил Данте насмешливо.
– Конечно, видел! Поверьте мне, все предвещало его приход во Флоренцию. Это было первое воскресенье ноября, я отлично помню. Около трех часов. Появились французские королевские флаги и папские знамена, французские рыцари, очень элегантные, несколько флорентийцев, как, например, семья Францези. Господин остановился в Ольтрарно, в домах Фрескобальди.
– И никто не мешал его приходу… - сказал Данте с горечью.
– Мешать такому великому сеньору?!
– воскликнул Кьяккерино с крайним изумлением, словно его подозревали в ереси.
– Нет, мессер! Он же прибыл как миротворец по благословению самого Святейшего папы! Все важные горожане и консулы поддержали это решение.
Когда стало известно о приходе мессера Карла, графа Валуа и брата Филиппа IV, короля Франции, в ноябре 1301 года, Данте Алигьери не вернулся во Флоренцию. В конце сентября поэт был послан чрезвычайным послом в Рим, к папе Бонифацию. Сам он считал себя не подходящим для этой миссии, раньше он был противником папы в его войнах, в частности против Мареммы. Но это имело мало значения, потому что Бонифаций решил судьбу Флоренции, и Карл Валуа получил звание военного губернатора территорий Церкви и главного миротворца Тосканы. Данте, полный сомнений и горечи, оставался при папском дворе до тех пор, пока не пришли новости о том, что теперь рассказывал ему Кьяккерино. Тогда он осознал бесполезность своей миссии в Риме и опасность, угрожавшую лично ему.