Крылатая гвардия
Шрифт:
Вскоре к нам пожаловало высокое начальство - генерал И. Д. Подгорный и полковник В. И. Зиновьев, исполняющий обязанности командира дивизии. Долго ходили они по аэродрому, ковыряли носками сапог комья плодородной Земли, насквозь пропитанной влагой. Возмущению их не было предела.
– Мы прохлопали, а вы не подсказали, что пора отсюда убираться!.. В ваших бодрых донесениях ни тени беспокойства...
– с тяжелой обидой упрекал комкор.
– Вся вина на мне лежит, - глухо говорил Ольховский и утром, когда комэски собрались на командный пункт,
– Понятно. Сделаю!
– весело прозвучало в ответ, а в голове пронеслось: "Легко сказать..."
Всей летной братией идем на аэродром (технический персонал уже там), выбираем место посуше. Техники с механиками выкатывают истребитель со стоянки, я сажусь в кабину, запускаю мотор и начинаю разбег.
Самолет на вязком грунте неузнаваем: набирает скорость неохотно, и я не спешу поднимать хвост машины. Газ дан уже по защелку, на полную мощность мотора, но машина не отделяется от земли. Приближается граница взлетно-посадочной полосы. Дальше село, хаты!.. И взлет прекращать уже поздно: выкачусь, окажусь в овраге.
Начинаю подбирать ручку управления на себя, чтобы помочь истребителю отделиться от аэродрома, а его засасывает грунт, тянет на нос. Наконец "лавочкин" не отходит, а прямо-таки выскакивает из грязи, словно пробка из воды, и повисает в воздухе. Скорость маленькая, и самолет с легким покачиванием с крыла на крыло - кажется, очень медленно - проходит над крышами домов.
Первая радость и первая оценка взлету - пронесло! Я вновь в родной стихии, чувствую себя свободно и раскованно. Вытираю со лба пот, выступивший от чрезмерного напряжения, и думаю. "Взлет-то произвел, а впереди посадка в сплошную грязь. Слетаю-ка на передний край, коли вырвался в небо: семь бед один ответ".
По радио передаю:
– Полоса непригодна!
Командиру полка и без доклада ясно, что непригодна, и он говорит:
– Уходи в Кировоград - там хорошая полоса. О посадке сообщи.
– Схожу к линии фронта, вернусь, и тогда посмотрим, что делать, - отвечаю я Ольховскому.
В районе расположения КП переднего края высота нижней кромки облаков метров 300, снегопад, видимость плохая.
Надо скорее возвращаться. С командного пункта запрашивают:
– "Маленький", почему один болтаешься?
– Пришел посмотреть, что тут делается, - отвечаю,- а то наши ребята засиделись без дела! Передний край дружески информирует:
– У нас тут тишь да гладь. Иди домой. Здесь уже все разделано под орех.
И вот я над своей точкой. Передаю командиру:
– Что я буду делать в Кировограде - сидеть, как неприкаянный? Не перевернулся на взлете, авось на посадке не скапотирую. Рискнем! Доведем пробу до конца.
– Давай. Пробуй...
– раздается в наушниках голос.- Только повнимательней!
И я иду на посадку. Недалеко от посадочных знаков замечаю трактор, крытую
Быстро отстегнув привязные ремни, я выскакиваю из кабины и гляжу на задранный в зенит хвост "лавочкина". Санитарная машина уже затормозила рядом, в ней - целая аварийная команда. Мигом перебрасываем фал через хвост и, поддерживая фюзеляж, ставим самолет в нормальное положение. Три лопасти винта загнулись в бараний рог...
О результатах нашей "пробы" пришлось сообщить в штаб дивизии.
2-й Украинский фронт двинулся в направлении Первомайск, Кишинев и погнал фашистов такими темпами, что истребительная авиация едва успевала перелетать с одного аэродрома на другой, чтобы быть поближе к передовой.
Командование полка принимает решение использовать для взлета проселочную дорогу. Батальон аэродромного обслуживания укатывает грунт по обочинам, расширяя ее до минимально необходимых размеров, чтобы только боевые машины смогли подняться. День и ночь трактор лязгает гусеницами, таская за собой самодельную волокушу из скрепленных, как плот, половинок телеграфных столбов с грузом. Наконец плотность новой полосы признается пригодной для взлета, и утром полк уходит на полевой аэродром Станиславчик (Ротмистровку).
Запомнился такой забавный эпизод, связанный с этим перебазированием. После взлета первой машины из кустов, что росли у начала полосы, раздались звуки марша. Это музыканты из духового оркестра батальона - несколько труб и барабан - решили таким образом проводить нас на новую точку.
Удивление командира полка Ольховского вмиг перешло в ярость:
– Вы что, заживо нас хороните?
Увидев быстро шагающего к ним богатыря с поднятыми вверх кулаками, "провожающие" тотчас прервали грустную мелодию и поспешно ретировались.
Вырвавшись из плена весенней распутицы, наш полк сразу же приступил к боевой работе. Мы ходили группами по четыре - шесть самолетов, на расстояния до 150 километров. Наша эскадрилья дважды сопровождала "илы" к Первомайску и столько же на разведку отступающих войск противника, переправ и оборонительных рубежей противника на западном берегу реки Западный Бут. Два других подразделения испытывали нагрузку не меньшую, чем мы.
В первом вылете наша шестерка завязала бой с "мессершмиттами". В один из моментов схватки молодой летчик Алексей Амуров пошел на вертикаль за "сто девятым", но запас скорости у него был мал. Вижу, дело грозит бедой.