Крылатая гвардия

Евстигнеев Кирилл Алексеевич

– Все, товарищ инженер!

– Товарищ Евстигнеев, это уже вне границ всяких норм и армейского порядка. Такого еще не бывало. Вас следует наказать.

– Да они "безлошадные". Не оставлять же пилотов там...
– делаю я неуверенную попытку оправдаться. На помощь приходит командир полка:

– Сергей Петрович, секите мою голову. Он сделал это с моего разрешения.

Инженер уже совсем другим тоном спрашивает:

– А как вела себя машина на посадке?

– Нормально. На планировании держал скорость несколько больше заданной, но рекомендую еще увеличить.

– Рекомендую!
–

возмущается Пирогов.- Да вы что, истребитель собираетесь превратить в транспортный "Дуглас"?

Когда Подорожный с инженером дивизии ушли, Попко не на шутку огорчился:

– Из-за нас командиру досталось...

– Миша,- возразил я, - Пирогов - человек добрый! С понятием. Видел и не такое. А нам дай волю, откаблучим - будь здоров! Поругал справедливо, за дело.

Итак, за время участия полка в битве за Днепр я выполнил 55 боевых вылетов, провел 23 воздушных боя и уничтожил 16 самолетов врага. Здесь, в Косьянах, меня наградили орденом Суворова III степени. И теперь, обращаясь ко мне, наш начштаба Яков Евсеевич Белобородов непременно и подчеркнуто любезно выговаривал мне новое "звание": "товарищ суворовский кавалер", "суворовский кавалер Евстигнеев"... Он боготворил Александра Васильевича Суворова и получение мною ордена с изображением великого полководца считал заслугой всей части и предметом своей личной гордости.

Что верно, то верно - начальник штаба умел быть счастливым, если в полку все шло нормально, а люди росли и мужали.

От Днепра до Днестра

Войска нашего фронта перешли к обороне. Боевые действия полка затихли. Мы решили использовать временную передышку для перегонки поврежденных в боях самолетов в ремонт, а также для выполнения тренировочных полетов с молодым пополнением и теоретических занятий со всем личным составом части.

Поздняя осень напоминала о себе все настойчивее. Погода часто портилась туманы, низкая облачность, мелкий нудный дождь, временами переходящий в мокрый снег, а потом снова - туманы, туманы...

Теоретические занятия утомляют и раздражают: нет привычной напряженности, боевого возбуждения перед вылетом. Пилоты посматривают в небо, надеясь увидеть хотя бы маленькое оконце - предвестник временного прекращения ненастья. Техники и механики, наверное, в сотый раз проверяют - на глаз и на ощупь каждую деталь, каждый винтик.

6 ноября узнаем об освобождении столицы Украины. Киев снова наш! После двух с половиной лет фашистского рабства столица Древней Руси вздохнула радостно и свободно.

Счастье наше было несказанным. А многие ребята ходили именинниками - у одного в Киеве сестра, у другого - тетка или какой-либо дальний родственник, некоторые там учились или работали. Узы родства, братства, товарищества... Настроение у всех боевое. Жажда сражаться с врагом - в душе и на устах каждого.

Хотя погода по-прежнему неважная, я поднимаюсь в воздух на облет "лавочкина". Над аэродромом выполняю каскад фигур высшего пилотажа. Начал с горизонтальной восьмерки - глубоких виражей. Когда убедился, что машина исправна, мотор не подведет, - перешел на перевороты, петли Нестерова, полупетли, боевые развороты... словом, делали все, что могли, я и машина.

Начштаба Белобородов, как после рассказывали мне товарищи,

находившиеся у командного пункта в качестве болельщиков, просил командира полка прекратить этот полет:

– Ведь разобьется! Это просто хулиганство!

Подорожный, посмеиваясь, смотрел в небо. А когда я проходил над КП на высоте 50 метров и крутил бочки, начштаба не выдержал. Шариком скатившись в землянку, он через несколько секунд пулей выскочил- оттуда с ракетницей - куда девалась его пресловутая тучность, полнота!
– и дал два выстрела, зло посмотрев на окружающих:

– Грохнется человек! А они, это самое, ржут!

Командир спокойно убеждал:

– Яков Евсеевич, никакого тут хулиганства нет. Кириллу пилотаж разрешен. Правда, высота для бочек не оговаривалась. Воспользовался ваш кавалер. Но он знает, что делает. В бою не такие кренделя приходится выписывать - ничего... А молодежь понимает, что это не всем дозволено: для такого нужен большой опыт и мастерство.

Полет в зону закончен. После посадки меня встречает Белобородов. Лицо его неузнаваемо. Оно впервые, сколько я знал Якова Евсеевича, выражало нескрываемый гнев.

– Ты что, это самое, очумел? Не соображаешь? Да твои летчики завтра же будут творить черт те что!

В подобных случаях, по опыту знаю, полезно и необходимо просто помолчать, а я ведь любил этого толстяка искренне и, как теперь понял, почти по-сыновьи. А тогда сделал попытку разжалобить:

– Товарищ подполковник! Да захотелось встряхнуться: засиделись мы, закисаем без настоящего-то дела!

– Вы слышали? Кавалер размяться захотел. Повеселить нас вздумал. Я вам начштаба!
– Белобородов обвел нас строгим, не терпящим возражений взглядом. На-чаль-ник шта-ба, а не потатчик! Запомните!

Мы ничего не забывали, но молодость, пусть и фронтовая, брала свое.

В конце ноября мы провожали Якова Евсеевича на Белорусский фронт на должность начальника штаба дивизии (странный и парадоксальный поворот судьбы: с августа сорок четвертого по июль сорок седьмого года он возглавляет кафедру... Харьковской Государственной филармонии, а через год уходит в запас).

К исполнению обязанностей начштаба полка приступил заместитель Белобородова Николай Парфентьевич Сумин, вдумчивый и добропорядочный офицер. Работать с ним было легко и приятно. Невысокого росточка, российской души человек - веселый и находчивый, - он в минуты волнения слегка заикался. Но когда Сумин брал в руки баян, инструмент и исполнитель становились единым целым и песня лилась широко, свободно. Играл он и пел про дважды знаменитую Катюшу - девушку и гвардейский миномет, про Волгу-речку, про священный Байкал. Такие люди в военное время - ценность бесконечная.

А передышка наша между тем затягивалась. Летчиков не удовлетворяли редкие вылеты отдельных пар на разведку. Они притомились душой без схваток с врагом и облегченно вздохнули, узнав о перебазировании ближе к правому флангу фронта.

Перегонку машин выполняли "старики", и осторожность эта была обоснованна.

– Аэродром нам незнаком, - сказал Подорожный на предполетной подготовке. Заход на посадку - через высокие деревья, а они у самой границы аэродрома. Будьте внимательны и осторожны. Берегите себя и самолеты.