Крылатая гвардия
Шрифт:
У нас в таких бедственных случаях все, кто на старте и кто видел аварию, бегут к месту катастрофы, чтобы хоть попытаться спасти жизнь пилота. И неважно, знаешь ли ты этого человека или никогда не видел. Командир румынской авиагруппы с брезгливым пренебрежением отдал какое-то распоряжение, по всей вероятности, чтобы вышла "санитарка" и трактор.
– Командир, едем спасать!..
– не выдержав, говорю ему.
Румын понял, что я хочу сказать, но, безнадежно махнув рукой, флегматично ответил:
– Капут.
Надежды на спасение летчика действительно было мало.
При столкновении с землей летчика выбросило из кабины - он погиб. Трактор оттащил в сторону обломки машины. "Санитарка" забрала труп. А когда мы с румыном подъехали к командному пункту, румынские летчики не задали ни одного вопроса - как будто ничего не случилось...
Более близкое знакомство с пилотами теперь уже союзной Румынии произошло у нас в период десятидневного базирования в Медиаше. Нашему контакту кроме политических аргументов способствовало постоянное общение на земле и в воздухе во время выполнения боевых задач.
Раньше в Медиаше была авиационная школа, которая готовила летчиков. Двухэтажные казармы, жилые и служебные здания, столовая с огромными залами. Несколько маленьких, уютных коттеджей с кафельными и мраморными каминами, отапливаемыми газом, плафонами-светильниками, прочими удобствами.
На всей обстановке лежал отпечаток продолжительного пребывания здесь монарха, короля Румынии Михая. Когда-то в этой школе он осваивал летное дело. Об этом рассказывала мемориальная мраморная доска с позолоченной надписью.
Городок был весь в садах и зелени. На другой стороне аэродрома, на безопасном для полетов удалении, виднелись отроги Восточных и Южных Карпат. Взлетно-посадочная полоса располагалась по направлению, соответствующему максимальному значению розы ветров. Слабое движение потока воздуха постоянно проходило вдоль полосы, создавая благоприятные условия на взлете и посадке. Нельзя было не заметить, что место базирования школы выбрано не только со знанием характера летной работы, климатических условий района, но и с большим чувством к природе.
Когда мы приземлились в Медиаше, румынских пилотов на аэродроме не было. Вскоре, однако, двенадцать ИАР-81 (машины румынских ВВС) появились. Спустя некоторое время состоялась и первая наша встреча с пилотами.
Все ребята были молодые - не то что летчики в Сибиу. Пожалуй, только один из них - командир авиагруппы - человек с жизненным опытом. Смуглое волевое лицо, седина в черной, как смоль, аккуратно причесанной шевелюре и шрам - от уха до подбородка - все это придавало его облику воинственность и суровость.
Завязался оживленный разговор. В ход шло все - жесты, мимика, небогатый запас слов из немецкого языка авиационная терминология (база ее - французские слова) и, конечно, русско-румынский лексикон. Его вырабатывает жизнь войны, конкретные условия, пребывание в другой стране.
Румыны возбуждены только что проведенным боем, взволнованы встречей с нами. Показывая на советские самолеты, они заговорили наперебой: "лафочка", "скамеечка", "ла-фьюнф"
Некоторые, обрадованные нашим соседством, довольно понятно повторяли: "Очень хорошо, немца бить будет легче". Я в свою очередь показываю на себя и перечисляю:
– Курск, Днепр, Молдавия, Румыния!
– и спрашиваю старшего летчика: - Где дрался, где воевал - пфу, пфу?
Он понимает, что я хочу услышать от него, и, не торопясь, перечисляет:
– Испания, Франция, Польша.
– Потом показывает на шрам: - Это... Сталинград! От стрелка с вашей "черной смерти" (самолет-штурмовик Ил-2). На нем вначале его не было, но когда я вел бой, он там оказался. И мне пришлось упасть в поле с поцарапанной физиономией.
– Похлопывая себя по ногам ниже колен, пилот пояснил: - А эти раны - результат боя с "лавочкиными" на Курской дуге, под Белгородом. "Мессершмитт" мой загорелся, я спасся на парашюте. Под Яссами летал уже на "иаре". На вопрос - сколько же им сбито самолетов? румынский командир ответил уклончиво:
– Я солдат! Заставляли - я дрался. В бою с вашими пилотами успеха добиться удавалось не каждому. Но все это в прошлом.
– Повеселев, румын стал продолжать более уверенно: - Сейчас между нами дружба. С приходом вашей армии мы снова обрели родину. Теперь бой правый - за свою свободу.
Его последние слова я прокомментировал весьма дипломатично:
– Теперь важно для вас не потерять ее снова. Румын понял меня сразу, несколько смутился:
– Не-не, старому возврата не быть. Обильно пролитая кровь не забудется. Фашистское иго не повторится!
Наш разговор проходил недалеко от стоянки румынских самолетов. А в сторонке, рядом с беседкой, обвитой виноградными лозами, стоял небольшой необычно окрашенный самолет. На его бортах вдоль фюзеляжа, киля, руля поворота, поперек плоскостей и стабилизатора выделялись три яркие полосы желтая, красная и синяя - опознавательные цвета наших новых союзников.
– Что это за машина?
– интересуюсь у румынских летчиков.
– Авиэтка, - охотно объясняет старший из пилотов, - спортивный самолет с обратным управлением. При переводе его в пикирование или на горку, в кабрирование движения ручкой управления выполняются не как на машине с обычным управлением, а в обратном. Например, при переходе на снижение, вместо того чтобы ручку отдать от себя, ее приходится выбирать на себя. В остальном же пилотирование не отличается от нормальных самолетов. Держим эту авиэтку для тренировок и забавы.
Наверное, думаю я, не столько забавы ради, сколько для поддержания навыков контроля за своими действиями в полете. Автоматизм в управлении вырабатывается годами. Надо помозговать, подумать на досуге...
Мои мысли прерывает командир румынской авиагруппы:
– Хотите полетать - пожалуйста!- Предложение его звучит весьма любезно.
Отказываться уже как-то неудобно: румын может подумать о недоверии.
...И вот я в воздухе. Машина прекрасная! В управлении послушная, легкая, по типу она похожа на нашу малютку УТ-1. Можно покрутиться вволю и отвести душу.