Крылатое племя
Шрифт:
между членами экспедиции были распределены обязанности по спасению имущества, заготовлен
аварийный запас. Ни на минуту не прекращалась бдительная вахта, наблюдения за ветром и состоянием
льда.
Так в беспрестанной тревоге прошла бурная полярная ночь, стало проглядывать солнце. А льды все еще
[46] приступом шли на судно. И вот 13 февраля случилось неизбежное.
С вечера накануне ветер усилился. Ночью грохот, треск сдвигающегося льда не прекращался.
огромный торосистый вал подошел к пароходу и распорол ему бок. Вода хлынула в машинное отделение.
Капитан «Челюскина» В. И. Воронин приказал выгружаться. Команда начала переправлять на лед запасы
продовольствия, палатки, самолет, радиоаппаратуру. Ей удалось спасти почти все аккуратно упакованные
плоды научных работ, за исключением проб воды, слишком громоздких и не поддающихся хранению на
морозе...
И вот уже парохода нет. На месте, где он только что стоял, зияет громадная полынья, и от нее
поднимается густое облако пара. Сто четыре советских человека стали пленниками сурового северного
моря. Катастрофа произошла в такое время года и в таком глухом участке Арктики, что на быструю
помощь надеяться было трудно. Но опасности не сломили их Духа.
Вскоре на небольшой расчищенной от снега площадке вырос парусиновый лагерь из десяти палаток и
барака, отопляемых камельками, а также из кухни и пекарни.
Исследователи тут же приступили к научным наблюдениям. В свободное от работы время в лагере
занимались кружки. Состоялись даже лекции по философии.
А море все продолжало свою разрушительную работу. Не раз ночами челюскинцев поднимал треск
надвигающихся льдов. Снова приходилось менять место лагеря, спасать имущество, продовольственные
запасы, горючее.
2
Страна с тревогой следила за развивающимися на Севере трагическими событиями. Для спасения
экспедиции была создана специальная Правительственная комиссия во главе с В. В. Куйбышевым.
Я знал, что решающую роль в спасательных операциях была призвана сыграть авиация. И поскольку мой
самолет был специально оборудован для полетов [47] в зимних условиях, я считал, что мое место тоже
там, в Арктике. Написал заявление Начальнику Московского управления Гражданского Воздушного
Флота с просьбой направить меня на Чукотский полуостров. Через несколько дней он вызвал меня и
спрашивает:
— Сколько вам лет?
— Тридцать четыре.
— Поживите до сорока, потом полетите.
Я промолчал. Начальник прошелся по кабинету, потом резко повернулся ко мне:
— Сколько
— Сто четыре.
— А когда вы прилетите туда, будет сто шесть. Сломаете там самолет, вас еще спасать придется. Ну, все!
«Нет, — подумал я, — это еще не все!» И обратился в «Правду» с письмом.
Вскоре меня вызвали в Кремль. Когда вошел в кабинет Куйбышева, Валериан Владимирович поднялся
мне навстречу. Его глаза глядели приветливо, а лицо озарялось доброй улыбкой.
Я четко, по-военному, отрапортовал:
— Пилот гражданской авиации Водопьянов!
— Знаю, знаю, — кивнул Куйбышев. Затем пристально посмотрел на меня: — Ваша машина готова?
— Готова.
— Покажите, какой вы наметили маршрут.
Мы подошли к большой географической карте.
— Из Москвы до Николаевска-на-Амуре полечу по оборудованной трассе, — стал докладывать я. —
Дальше возьму курс на Охотск, бухту Ногаево, Гижигу, Каменское, Анадырь, Ванкарем, а из Ванкарема
— на льдину.
— Кто-нибудь летал зимой из Николаевска на Чукотку? — спросил Куйбышев.
— Нет. — Я рассказал, как в истекшем году сам должен был пролететь вдоль Охотского побережья на
Камчатку, но потерпел серьезную аварию на Байкале. — Сейчас надеюсь успешно повторить маршрут. И
моя машина вполне готова, — подчеркнул я.
Куйбышев задумался, глядя на карту, затем поднял голову: [48]
— Скажите, сколько в вашей летной практике было аварий?
— Четыре.
— Четыре? А вот посмотрите, что о вас пишут.
Взяв со стола мою характеристику, Валериан Владимирович прочитал:
— «Имеет семь аварий». А вы говорите — четыре!
Кровь бросилась мне в лицо. Неужели Валериан Владимирович подумает, что солгал? Торопясь, начал
разъяснять неточность записи:
— Настоящих аварий у меня было действительно четыре, а поломок даже больше — около десяти. Но
нельзя поломку считать аварией! Допустим, сломалось колесо. Я меняю его и лечу дальше. Это у нас
называется «поломка».
Куйбышев улыбнулся. После короткого раздумья спросил:
— Достаточно ли серьезно вы все взвесили? Ведь этот полет в Арктику значительно сложнее, чем полет
на Камчатку.
— Все учел.
— Ну хорошо! Вы полетите, но не из Москвы, а из Хабаровска. До Хабаровска поедете экспрессом.
Немедленно разберите свой самолет и погрузите его на платформу.
— Понятно, товарищ Куйбышев! Разрешите действовать!
Прощаясь, Валериан Владимирович как-то особенно тепло, по-дружески посоветовал: