Крылатое племя
Шрифт:
Нарком обороны, члены правительства.
Яков Владимирович вышел из самолета хромая, одна нога его была забинтована, и к ней привязана
сандалия.
— Что случилось, ты ранен?
Он, смеясь, отвечает:
— Нет, москиты искусали, и я расчесал ногу.
Потом он уехал на срочное совещание, а домой вернулся поздно ночью. Я сняла с его ноги бинт и
увидела открытую рану, с нагноением.
А в шесть часов утра Яков Владимирович уже поднялся.
— Ну, жена, готовь чемодан!
Я пробовала протестовать, да куда там, он только улыбался.
Профессор Фридман, когда я ему обо всем рассказала, пришел в ужас: [70]
— Это не укус. Это несросшаяся косточка ищет выхода на волю. Тут и до гангрены недалеко. Во что бы
то ни стало добейтесь, чтобы я сегодня же осмотрел его ногу.
Но Смушкевича уже не было в Москве. Он улетел на запад, где в это время наши войска освобождали
Западную Украину и Западную Белоруссию.
Осенью Яков Владимирович возвратился в Москву. А вскоре после этого его наградили второй Золотой
Звездой Героя Советского Союза.
Однажды он вернулся домой особенно поздно и сообщил, что его назначают Начальником Военно-
воздушных сил. Он отказывался, просил, чтобы послали учиться, но приказ уже был подписан.
Прибавилось ответственности, работы. Яков Владимирович совершенно забыл о своей болезни и
перестал лечиться.
Недели через две он предупредил меня:
— Собирайся, поедем в Ленинград!
Яков Владимирович отправлялся на Финский фронт. В Ленинграде мы не задержались, а проехали в
Петрозаводск. Смушкевич целыми днями разъезжал по частям и только поздно ночью возвращался в
вагон, где мы жили.
Запущенная рана дала себя знать, начался приступ острых болей. Впервые у Смушкевича вырвался
громкий стон. Товарищи всполошились, наш вагон отправили в Ленинград и радировали, прося выслать к
поезду врача. Встречала нас скорая помощь, но Яков Владимирович заявил, что боль уже прошла, и уехал
в штаб.
Меня все-таки встревожил этот приступ, и я вызвала Фридмана. Профессор настоял, чтобы был сделан
рентгеновский снимок. А когда тот был готов, старик профессор сказал:
— У Смушкевича, видно, стальное сердце. Ведь в тазобедренном суставе у него не кости, а творог. Я не
представляю себе, как он на ногах-то стоит.
После этого Смушкевича вызвали в Москву. Лечиться он по-прежнему отказывался. Поселился в штабе
ВВС и продолжал работать лежа.
Несмотря на занятость и болезнь, Яков Владимирович был тесно связан со своими избирателями. [71]
Каждый день почта приносила ему много писем из далекой Сибири, но он никогда не задерживал ответы
на них. Он помог одному колхозу восстановить мельницу, другому построить мост. Хлопотал о пенсии
для своих избирателей.
Яков
С. Губарев. Воспоминания о друге
Впервые мы встретились в 1937 году. Он прибыл в мое звено на должность летчика. Молодой, стройный, розовощекий. Подошел ко мне, лихо козырнул, отрекомендовался:
— Лейтенант Вишневецкий.
Из-за плохой погоды проверить летное умение прибывших молодых пилотов долго не удавалось. А когда
после дождей и сплошной облачности выдался ясный солнечный день, к полету подготовили спарку.
Командир полка собрал новичков.
— Пока летать будете с инструктором. Прикрепляю к вам для обучения командира эскадрильи капитана
Беркаля.
Слушатели недовольно загудели. Послышались голоса:
— Опять заставляете учиться!
— В курсанты зачислили!
— Выходит, мы напрасно летную школу кончали?
Командир усмехнулся:
— Эх вы, молодежь зеленая. Ничего-то не понимаете. Разве мы сомневаемся в том, что вы обучены
летать. Сомневались бы — вовсе к самолетам не допустили. Но мы считаем, летчику-истребителю мало
просто уметь летать. Истребитель обязан быть виртуозом, мастером своего дела, я бы сказал» артистом.
Вы со мной не согласны?
— Нет, отчего же... Мы понимаем, — смущенно ответил за всех Вишневецкий.
— Вот и хорошо...
Все свободные от занятий собрались на аэродроме. Я тоже пришел посмотреть, на что способен мой
новый [73] подчиненный. Как раз капитан Веркаль обратился к Вишневецкому:
— Товарищ лейтенант, принимайте самолет, вы летите первым. Полет по кругу. Я в управление не
вмешиваюсь.
Ровно катится самолет по взлетной полосе, набирает скорость и плавно отрывается от земли. Что ж, взлет
сделан мастерски. Мысленно я ставлю Вишневецкому первую оценку: «пять».
Самолет набирает высоту, делает размашистый круг и идет на посадку. Я уже начал симпатизировать
своему подчиненному, поэтому немного волнуюсь — как-то он приземлится. Ведь посадка — самый
сложный элемент полета, здесь требуется и точный расчет и хороший глазомер. Но страхи мои напрасны.
Машина касается земли всеми тремя точками. Несколько полетов с инструктором, выполнение некоторых
фигур высшего пилотажа — и Вишневецкий готов к самостоятельным полетам. Последний раз с ним
вылетает сам командир полка. Он доволен. После полета говорит:
— Вы знаете, лейтенант, у вас развито ценное качество — быстрая реакция. Будете хорошим летчиком.
Потом Костя Вишневецкий летал в одном звене со мной. Все учебные задания он выполнял только на