Крылатый воин
Шрифт:
По выходным вожу почту. В середине ноября попал в Нью-Йорк и застал Мэтью Хэдли на рабочем месте. Пригласил его в бар неподалеку от аэропорта, угостил от души. Мы вспомнили недавнее военное прошлое, нашли общих знакомых, обменялись невероятными историями, своими и чужими.
Перед расставанием Мэтью Хэдли сказал:
— Передай русскому полковнику, пусть заедет в понедельник. Оформлю ему документы на лицензию, отвезет в Департамент транспорта.
Он высадил меня возле отеля «Гудзон». Я снял номер и пригласил в гости Борю Штейна. Процесс этот сложный.
Боря нарисовался подстриженный, выбритый и в новой шляпе и костюме. Пока не открывал рот, выглядел, как типичный американский еврей из самого низа среднего класса или самого верха нижнего. Мы вышли в сквер неподалеку, купив по пути две бутылку «кока-колы». Я уже порядком нагрузился в баре, не захотел усугублять. Сели на лавочке с видом на пруд, в котором плавали чайки. Метрах в ста от нас бомж кидал им кусочки хлеба — один бездельник помогал другим. В Нью-Йорке их много. Дело Диогена живет и процветает. Когда человеку лень работать, становится философом.
— В понедельник заедешь в авиашколу, возьмешь документы для оформления лицензии, — сообщил я и объяснил, как будет проходить процесс. — Сможешь сам объясниться?
— Конечно! — радостно заявил он. — Еще не все понимаю, когда говорят быстро, но объяснять, что мне надо, уже научился. Преподаватели в языковой школе толковые. Не то, что в государственной, где я бесплатно учился сразу после приезда сюда. Там было в группе тридцать человек и многим плевать на результат. Сами не учились и другим мешали.
— Как закончишь, переедешь в Техас, получишь работу. Я уже договорился, что сперва будешь летать вторым пилотом со мной, а когда к тебе привыкнут, будешь первым и единственным. Мне уже не нужен этот приработок. К тому же, на следующий учебный год переберусь куда-нибудь в другое место. Мне пообещали, что к лету получу степень доктора наук, а в моем университете свободных кафедр нет. Поищу что-нибудь на стороне, — рассказал я.
— На счет сейфа не передумал? — спросил он.
— А ты что-то надыбал? — задал я встречный вопрос.
— Пока не знаю, то или не то, что тебе надо. Есть у нас на районе сеть подпольных букмекеров. Принимают ставки на боксерские поединки без правил, которые проходят в субботу вечером. Деньги собирают гои и оставляют в сейфе до утра воскресенья. В субботу иудеям нельзя работать, а доверить расчеты подчиненным боятся. Говорят, что сейф старый, здоровенный, с места не сдвинешь. Только не знаю, сколько там может быть денег, — подробно ответил Боря Штейн.
Ничего другого все равно не было, поэтому я решил проверить, на какую сумму собирают ставок.
— Обычно перед Рождеством штатные пилоты моей авиакомпании не любят летать далеко, чтобы не застрять там и не встретить праздник вне своего дома. Постараюсь выбить рейс сюда. Перед
124
В следующий раз я прилетел в Нью-Йорк в субботу двадцать первого декабря. Как обычно перед Рождеством, почты было много, везти ее сюда в понедельник штатные пилоты не изъявили желания, а ее надо было доставить до праздника. В сравнение с Остином здесь была настоящая зима — градуса три мороза и сырой, хлесткий ветер с океана. На газонах белели островки снега. Поселился я в отеле «Гудзон» и в два часа отправился обедать во французский ресторан. Там меня ждал Боря Штейн, вышедший раньше. Я не хотел, чтобы портье видел нас вместе.
— Заказывай ты. Я не разбираюсь во французской кухне. Привык тут бутербродами давиться, — предложил он.
— Странно! Мама говорила, что у вас был повар-француз, — напомнил я.
На самом деле мне это сказал его отец. В то время они только поднялись по деньгам и смогли себе позволить такую роскошь.
— Не помню я его, — признался Боря. — Всё, что было до восемнадцатого года, у меня стерлось из памяти. Воспоминания начинаются, когда мы остались вдвоем с мамой. Она больная лежала, отправляла меня к родственникам, чтобы покормили. Говорила, что дед помог им в свое время, пусть теперь отблагодарят. Оказалось, что никому он не помогал, и вообще у нищих не бывает родственников. Это привилегия богатых.
Я выбрал пуле шассер (обжаренная курица в соусе из грибов, помидор, лука-шалота и белого вина), мателоте (рыба, тушеная в сидре), бретонские гречневые блинчики с сыром и бутылку белого десертного сотерна из коммуны Барсак.
— Черт возьми! До чего же вкусно! И я мог бы всё это есть с детства! — воскликнул он после трапезы. — Мама говорила, что сразу после революции наши соседи распродали имущество и уплыли сюда. Звали и нас, но отец не захотел, не поверил, что случится то, что случилось. Моя мама утверждала, что всё из-за твоей.
Не из-за моей, но кто-то или что-то помешало им убежать от беды. Предполагаю, что виной была жадность. Бросить завод, большой дом с прислугой и начать на новом месте почти с нуля — на такое мало кто решится, если не знает точно, что ждет впереди. Кто мог подумать, что великая империя перевернется вверх дном и рассыплется за пару лет?!
После обеда мы отсыпались перед тяжелой ночью. Вечером еще раз навестили ресторан, а потом пошли в номер к Боре Штейну, где болтали до одиннадцати ночи. Он делился воспоминаниями об уркуганской жизни, как они разыгрывали целые спектакли, чтобы отвлечь внимание жертв. Пока один изображал припадок эпилепсии или пара дралась, другие обчищали зевак. Видимо, предстоящее мероприятие напомнило ему детские годы.