Крылатый воин

Чернобровкин Александр Васильевич

— … способностей его литературного агента, — перебив, подсказал я.

— И это тоже, — согласился он. — Цена начинается от тысячи долларов и до — последнее, что я слышал — десяти тысяч, которые заплатили за вестерн.

— Скажи им, что я сам напишу. Если не понравится, тогда продадим право на экранизацию, — предложил я.

Я взял в библиотеке пособие «Как написать киносценарий», проштудировал его еще раз. Две радиопьесы «Сообщество подлецов» и «Право на месть» стали двумя сюжетными линиями, главной и вспомогательной. Третья не лезла, оставил ее в покое. Частный детектив Рэймонд Уилкинс расследовал параллельно два дела с помощью своей секретарши-красавицы, безответно влюбленной в него, и в конце фильма обнаружил, что виноват

в обоих случаях один и тот же человек. Изобличить негодяя не может, поэтому провоцирует его и убивает, защищаясь. Киносценарию дал название первой радиопьесы, но «РКО Пикчерс» взяла у второй, доплатив за это двести баксов. Всего вышло две тысячи семьсот, из которых четыреста пять обломилось агенту. Плюс за две серии ситкома «Студенты» Арнольд Гинзбург получил свои пятнадцать процентов от восьми сотен. Я теперь его ведущий автор.

116

Разогнавшись, я во время зимних каникул, в январе, написал второй киносценарий. На этот раз вестерн «На тропе войны». Это сейчас самый востребованный жанр, по крайней мере, платят больше, чем за другие. Пока что белые сражаются с индейцами, а не мочат друг друга. Краснокожие сплошь дикари, убийцы и воры, а бледнолицые — белые и пушистые проповедники, юристы и учителя, которые с помощью кольтов и винчестеров сеют истинную веру, закон и цивилизацию. Я накропал не совсем в таком духе, скомпилировав, что видел в детстве в фильмах производства восточногерманской киностудии «Дефа» с главным «индейцем» социалистического лагеря, югославским актером Гойко Митичем. В то время каждый советский пацан был Виннету или Чингачгуком, выкапывал томагавк войны и курил трубку мира. Индейцы у меня получились не совсем красными, а европейцы не совсем белыми, но, к моему удивлению, киностудия «РКО Пикчерс» купила сценарий за три тысячи долларов, не потребовав переработки до нужной идеологической парадигмы, решив, что это свежая струя в довольно протухшем жанре. Мне даже предложили за отдельную плату поработать летом на съемках. Вдруг надо будет что-то подправить в сценарии вот прямо сразу?! На самом деле так автору дают посмотреть на процесс, потому что начинающие плохо представляют, что можно снять, а что нельзя или слишком дорого. Я согласился. Захотелось увидеть, откуда отправился в путь кинематограф, изнанку которого наблюдал в самом начале двадцать первого века, когда довелось побывать на съемочной площадке.

В начале года, не откладывая дело на апрель, я сходил в Департамент налогов и финансов. Обратился за помощью к тому же консультанту Эмми Ферберн, что и в предыдущие годы. На этот раз пришел с небольшой папкой с чеками частных компаний и квитанциями Патентного бюро, которые давали мне право на налоговую скидку. Среди них были и счета из ресторана. Это я вел там деловые переговоры с литературными агентами и продюсерами радиостанций, то есть производственные расходы, которые не подлежат налогообложению. Так мне в прошлом году посоветовала делать Эмми Ферберн, когда узнала, что я получаю гонорары за радиопьесы. Вроде бы мелочь, но с каждого чека, квитанции, счета возвращают двадцать пять процентов. Такова налоговая ставка в штате Техас. В итоге набегает довольно приличная сумма. Я уже не говорю о том, что отбить часть своих денег у властей — это типа святой обязанности каждого законопослушного янки. С зарплат в Техасском университете, «Остин эйркрафт» и «Тексако» у меня сразу отстегивали налоги и отправляли по назначению, а вот с гонораров надо было вносить самому. Я перечислил, сколько получил в прошедшем году.

— А две тысячи двести девяносто пять за что? — поинтересовалась консультант.

— За киносценарий, — ответил я.

Слово «кино» — пароль к женским сердцам, даже с пятидисковым замком. По крайней мере, в данном случае сработал безотказно. Эмми Ферберн ахнула и посмотрела на меня, как на… в общем, последний раз так на меня пялились на полуострове Юкатан, когда решили, что я

земное воплощение бога. Тут я и понял, что придется принять ее в жертву, иначе убьет меня.

На всякий случай предупредил:

— Женитьба в мои планы не входит.

— Я знаю, — приняла она условие.

Вечером мы пошли во французский ресторан, где славно поужинали. Эмми Ферберн любила поесть и повздыхать, что быстро полнеет, но по второму пункту сильно отставала от первого. Месье Тома она понравилась, хотя была старше меня и уступала Жаклин по внешним данным, разве что сиськи имела более впечатляющие. Зато Эмми была мягче во всех смыслах слова. Я заметил, что девушки с заметным дефектом на лице, в данном случае родника на щеке, более женственные. Видимо, их специально метят, чтобы тот, для кого эта особенность важна, не проскочил мимо.

Мы поехали ко мне домой, где она отдалась довольно нежно. Никакого садо-мазо, только традиционные удовольствия, как по мне, не менее острые и приятные. С Жаклин Беннет я настолько отвык от этого, что стал воспринимать норму, как исключение.

Утром встал бодрый и счастливый. Была суббота, поэтому, накормив Эмми Ферберн завтраком, подвез до ее жилья, договорившись, что позвоню, когда прилечу. Она обитала неподалеку в такой же студии вместе с подругой. Обе экономили на квартире, чтобы больше тратить на одежду, обувь, парикмахеров, маникюрш… Мужчины клюют на внешний вид, а не на временное жилье.

Может быть, благодаря этой расслабленности красиво проскочил в очень неприятной ситуации. Марио Кастилло дал мне рейс на Нэшвилл, Теннесси. Лететь туда четыре часа. Можно было заночевать, но меня в Остине ждали, поэтому по прибытию сразу пошел на склад почтовой службы. Собирался попросить, чтобы побыстрее разгрузили-загрузили. Побывав здесь несколько раз, успел познакомиться с сотрудниками, рассказать им, что учился в Смирне, Теннеси, в Школе военных пилотов. Интересно, кто тянул меня за язык?! Большую часть бед себе мы накликаем своим длинным языком.

В конторке уже был летчик с «хэвока», переоборудованного под грузовой, здоровенный тип с пятиугольным лицом вершиной вниз и относительным свежим, красноватым, длинным шрамом на лбу. Ему подписывали документы, значит, сейчас полетит.

Один из менеджеров по имени Кэвин, забыл фамилию, которому я вешал когда-то лапшу на уши о своих боевых подвигах, чтобы обслужил без очереди, сказал мне:

— Шон, Говард Хеммонд тоже учился в Смирненской школе военных летчиков.

— Привет, Говард! — не растерявшись, поздоровался я.

— Привет! — как бы сделав одолжение, молвил он и спросил, глядя исподлобья: — Ты кто такой?

— Шон Вудворд, — ответил я, понадеявшись, что мой предшественник учился с ним в разное время.

— Шон Вудворд погиб в автомобильной катастрофе перед самым вылетом в Европу, — резко бросил он.

— Значит, мы с ним однофамильцы, — нашелся я и, чтобы сменить тему, сам поинтересовался: — Энтони Иверса давно видел?

— Кто это такой?! — удивился он.

— Да тоже летчик. Не знаешь и не надо, — сказал я.

Он посмотрел на меня с таким видом, словно решал, врезать или нет?

Менеджер почувствовал это и вмещался:

— Говард, забирай накладные.

Здоровяк взял бумаги и пошел к выходу.

— Удачно долететь! — пожелал я.

— Пошел ты…! — ругнулся Говард Хеммонд и хлопнул дверью так, что с потолка посыпались крупинки побелки.

Теперь надо было восстановить свою репутацию в глазах Кэвина.

— Энтони Ивенс учился вместе с нами. С месяц назад встретил его в Нью-Йорке. Оба ночевали там из-за погоды. Он рассказал, что Говарда Хеммонда сильно контузило в конце войны. Видел шрам на лбу? После этого он перестал узнавать людей, начал путать живых с мертвыми. Даже о том, что контужен, не помнит. Начинаешь убеждать в обратном, в драку лезет. А попробуй с таким бугаем справиться! Так что лучше с ним соглашаться, — придумал я на ходу и закончил трагично: — Война убивает по-разному.