Крылатый воин

Чернобровкин Александр Васильевич

— Мама была против. Хотела, чтобы я стал инженером-химиком. Считала, чтос такой профессией буду жить долго и счастливо, — ответил я.

— А я хотел стать химиком, но учился плохо. Отца петлюровцы застрелили, мама слегла, я и подался в босяки, воровал на вокзале, рынке, в трамваях. Потом нашу шайку повязали, а меня, как малолетнего, отпустили. Я сделал правильные выводы, поступил в еврейскую школу, но было уже поздно, слишком отставал от ровесников, а с детворой учиться стыдно было. Тут мама и подсказал мне, что лучше пойти в летчики, потому что это самая романтическая и востребованная профессия, в которой больших знаний не надо, — признался Боря Пивенштейн.

— Бог не успевает наказать всех, поэтому придумал мам, — перефразировал

я еврейскую пословицу.

37

Мы опять в славном городе Куйбышеве. Четырнадцатого июля пришел приказ Пятьсот третьему штурмовому авиационному полку сдать вверенное имущество и убыть в Первый запасной авиакорпус на переформирование. Как догадываюсь, наши недоремонтированные самолеты пойдут на запчасти сменщикам.

Опять стоим в очереди. Думал, что только при развитом социализме синонимом его станет слово «очередь». Оказалось, что отлито было раньше, а к концу восьмидесятых всего лишь покрылось ржавчиной. Проблема еще и в том, что никак не решат, какие самолеты нам давать — одно- или двухместные, со стрелком-радистом сзади. Последние тяжелее, скорость ниже, зато защищены сзади сверху крупнокалиберным пулеметом. Может быть, нам бы дали последние, если бы опытных летчиков было больше. Полки штурмовой авиации начали реформировать. Теперь «илы» летали парами, поэтому эскадрилья нового типа состояла из десяти самолетов, полк — их трех эскадрилий и два самолета для командира и зама (всего тридцать два), дивизия — их трех полков. У нас, не считая командира и зама, осталось всего четыре опытных летчика, если таковым можно считать и сержанта Логинова с пятью боевыми вылетами.

Двадцать девятого июля Первая запасная авиационная бригада была построена в полном составе на площади между корпусами Авиационного завода номер один. Командир полковник Подольский — мордатый тип с бровищами, как у Брежнева — зачитал приказ номер двести двадцать семь «Ни шагу назад». Дела на фронте были, мягко выражаясь, удивительно плохими, поэтому вводились заградительные отряды, имевшие право расстреливать без суда паникеров, дезертиров и даже отступивших без приказа, а также штрафные батальоны для офицеров, штрафные роты для нижних чинов и штрафные эскадрильи для летчиков. Так что кинухи про зеков-рецидивистов в штафбатах, которые я смотрел в будущем — полное фуфло. Надо было снимать о штрафротах. Трусы и паникеры среди летчиков встречались редко, потому что отбор был жесткий, чай не пехота, разве что по бытовухе могли вляпаться, в основном за пьянку, поэтому в нашем полку отнеслись к приказу спокойно. Более того, многие говорили, что давно пора было издать такой.

Второй частью мероприятия было награждение отличившихся. Из Москвы подогнали ордена и медали. Мне вручили орден «Красной звезды» за десять боевых вылетов и второй такой же и очередное воинское звание старший лейтенант за два сбитых самолета. Боря Пивенштейн прав: истребителем быть выгоднее. Награждены были орденами за десять вылетов капитан Айриев и лейтенант Горбулько. У обоих уже больше двадцати, но на вторую награду командир полка подал документы в начале этого месяца, утвердят не скоро. В звании не повысили ни того, ни другого. Если первому должность не позволяла (как и в царской армии, сперва надо было получить майорскую, а потом уже звание), то второго просто бортанули. В итоге вопрос, кто станет командиром Второй эскадрильи, если не пришлют какого-нибудь капитана после госпиталя, решился сам собой.

Подполковник Пивенштейн, снимая с себя подозрения, сказал позже лейтенанту Горбулько, что написал обычную характеристику, как всем, не упомянув прошлый грех.

— Да знаю, командир, что ты ни при чем. Это из-за черта везучего, Изюмова, не дали мне старлея, чтобы должность досталась ему, — сделал тот вывод.

— Везёт тому, кто везёт. Сбил бы ты пару «мессеров», получил бы и звание, и должность, — напомнил ему командир полка.

Лейтенант Горбулько

обиженно махнул рукой и пошел заливать горе самогонкой. Нашим подсказали точку в Самаре, где продавали выгнанную из сахарной свеклы нового урожая, синеватую, по сто рублей за пол-литровую бутылку, заткнутую пробкой из свернутого клока газеты. Тару надо было приносить с собой. Желательно и пробку. Денег у летчиков валом, если не перечисляли зарплату женам или любому другому лицу, на кого напишешь заявление, так что пьянствовали почти каждый вечер. Командование в упор не замечало подобные нарушения дисциплины. В тылу за такие грехи спроса нет.

Чтобы не спиться вместе с ними, я читаю научную литературу. Оказалось, что на заводе есть большая техническая библиотека для инженерного состава. Меня, боевого летчика-орденоносца, бывшего студента университета, без проблем записали в нее. Какие-то книги можно было брать с собой и читать, лежа на кровати или на травке в тенечке под деревом на берегу реки, а какие-то только в читальном зале. Библиотекарем была пожилая, зашуганная женщина, смертельно боявшаяся, что пропадет какой-нибудь секретный экземпляр или даже станица из него, поэтому, когда я читал там книгу, не сводила с меня глаз. По химии литературы было мало, в основном по аэродинамике, металлургии, механике, электрике, включая подробное описание новейших изобретений. Читал всё подряд. В моих странствиях по эпохам никогда не знаешь, что пригодится, а что нет.

Во второй половине августа командование определилось, что наш полк пока останется двухэскадрильным, начало переводить к нам летчиков. Двух опытных, лейтенанта Курчевского и младшего лейтенанта Шварцмана, подполковник Пивенштейн назначил в мою эскадрилью командирами звеньев. Остальные были молодыми, с шестью часами налета на штурмовике, поэтому командир полка раздавал их, не глядя в личное дело. Я успел со своими слетать в составе эскадрильи на учебные стрельбы и бомбометания, добавив им по паре часов. Строй держать умели, а дальше заработает естественный отбор.

3

38

Второго сентября Пятьсот третий полк перелетел на аэродром возле села Житкур, центра Эльтонского района Сталинградского края, войдя в состав Двести шестой штурмовой авиационной дивизии, недавно переформатированной из истребительной с таким же номером. Кроме нас, здесь базировались два полка истребителей «Лагг-3» и один пикирующих бомбардировщиков «Пе-2» из состава Восьмой воздушной армии, в которую входила и наша дивизия. Скоро должен прибыть еще один штурмовой.

Первые два дня потратили на рытье землянок и сооружение навесов для ремонтных мастерских. Хорошо хоть вышка, штабы, склады, столовая и лазарет построены до нас из дерева и камня. Взлетная полоса была грунтовая. Значит, после дождя отдыхаем. Впрочем, в этих краях почти круглый год, как писали на барометрах в мою предыдущую эпоху, великая сушь.

Немцы уже зашли на окраины Сталинграда. Основными задачами штурмовиков были уничтожение переправ через Дон, механизированных колонн противника, поддержка нашей пехоты. Я попросил на первый боевой вылет всей эскадрильей атаку на колонну. Переправы лучше защищены и на них хватит пары звеньев.

К линии фронта летим на высоте триста метров по кратчайшему расстоянию, выйдя севернее Сталинграда. Левее над городом кружат несколько десятков самолетов разного типа, наших и немецких. Такое впечатление, что у них там место тусовки, как у мотыльков ночью у горящей лампы. Не мешаем им, летим по своим делам.

Немецкая колонна, поднимая светло-коричневую пыль, растянулась на несколько километров. Впереди три бронемашины и зенитка тридцать семь миллиметров на базе грузовика, за ними не меньше роты танков, еще одна такая же зенитка, а дальше машины, в том числе пяток санитарных с красными крестами на боках и крыше, и с десяток бензовозов, между которыми через примерно равные промежутки самоходные счетверенные установки «Флак-38».