Крылатый воин

Чернобровкин Александр Васильевич

Эскадрилья по моей команде покачиванием крылом перестраивается в линию. На каждом «Ил-2» теперь есть радиостанции, работающие у командира на передачу, а у остальных на прием, но у летчиков нет шлемофонов с наушниками, на всех не напасешься. С пикирования под малым углом захожу на цель так, чтобы бомбы-«сотки», мои и ведомых моего звена, упали на танки. Самолеты следующих двух звеньев нагружены маленькими бомбами, не эффективными против бронированных целей. У всех «сталинский наряд». После чего выпускаю восемь РС-82 с дистанции метров триста и стреляю из пушек и пулеметов. Навстречу летят зенитные снаряды, взрываясь

позади моего самолета. В этом плане во время первого захода лидер в лучшем положении.

Добравшись до конца колонны, делаю вираж с небольшим набором высоты. Отмечаю, что все самолеты эскадрильи в строю. Делаю второй заход в обратном направлении, стреляя под острым углом из пушек и пулеметов по остановившейся технике. Внизу полыхают бензовозы, горят автомобили, дымят бронетранспортеры и танки, разбегаются солдаты в серой форме, напоминая вспугнутых мышей. Из кабины самолета происходящее сильно напоминает компьютерную игру. Разве что перестук осколков и пуль по фюзеляжу и крылу информирует о том, что все очень реально, особенно для тех, кто летит за мной, не избалованных благами цивилизации и не защищенных статусом вечного воина, на этот раз крылатого.

На высоте пятьдесят метров летим в сторону своего аэродрома. Справа над Сталинградом все еще карусели в воздухе. Желаю немецким истребителям продолжать, не отвлекаться.

Подкатив к своему месту на стоянке, вылезаю из кабины, оставив в ней парашют и сагайдак. Небольшой отдых, пока самолеты эскадрильи снарядят к следующему вылету. Жду, когда подойдут остальные летчики с мокрыми от пота волосами и счастливыми улыбками, выкурят по папиросе, а фотометристы заберут отснятый материал. После чего гурьбой идем в штаб — длинное двухэтажное здание, сложенное из слоистого камня-песчаника, полимиктового — более двух минералов.

Командир полка принимает нас в небольшой комнате, где зашедшим приходится стоять плотно. Я докладываю о разбомбленной колонне противника и о том, что потерь нет.

— Это хорошо! — хвалит подполковник Пивенштейн. — Покажи, где именно.

Я тыкаю пальцем примерно в то место, где мы накрыли врага. Как и при следовании судна в открытом океане, пара миль туда-сюда значения не имеет. Подбитая техника нас не интересует, а уцелевшая уже убралась с того места.

— Истребители видели вот здесь, — показывает он на карте, — большое скопление грузовиков на бывшей машинно-тракторной станции. Возьмите мелкие бомбы, осколочные и зажигательные, и «сотки» или «пятидесятки» на внешние подвески до шестисот килограмм.

На подлете к цели я поднимаю эскадрилью на высоту шестьсот метров. Штурмуем с пикирования под углом тридцать градусов, чтобы попасть точнее. Машинно-тракторная станция — цель небольшая. Грузовики и бензовозы стоят на ней в несколько рядов. На дальнем краю сложены в несколько ярусов ящики, по обе стороны от которых малокалиберные зенитки, пламенно встречающие нас. Сперва летят реактивные снаряды и следом бомбы. На высоте метров триста выхожу из пикирования. Самолет кидает вперед вбок догнавшей взрывной волной. Делаю разворот. Все в строю, хотя последний сильно отстает.

Во время второго захода отмечаю, что штабеля ящиков исчезли. Вместо них облако темной пыли, оседающее в большую черную воронку и на перевернутые, горящие автомобили по соседству. Нет и зениток, которые располагались рядом с ними. Я стреляю из пулеметов

и пушек по воронке, чтобы сфотографировать ее, по уцелевшей технике, небольшое количество которой стоит на противоположном краю МТС, после чего снижаюсь метров до тридцати, лечу к Волге. Со стороны Сталинграда к нам направились две пары истребителей, скорее всего, немецкие. Над широкой синей рекой замечаю вверху пару «Лагг-3», пикирующих в нашу сторону. Надеюсь, отгонят «худых».

Садимся ввосьмером. Я уже подумал, что девятый всё, но он появляется через несколько минут, когда ребята курили, громко обмениваясь впечатлениями. Новичкам всё пока в диковинку. Оказалось, что летчика-сержанта Ильясова контузило и самолет сильно побило, когда взорвались ящики с боеприпасами, поэтому сильно отстал. Его отвели в лазарет.

Следом возвратилась Первая эскадрилья тоже в составе восьми самолетов, но девятый так и не появился. Отсчет потерь начался. Как сказал один из моих «молодых», теперь не обидно будет погибнуть, потому что не зазря, свой вклад в победу внесли.

39

Шестого сентября полетели всем полком бомбить переправы через реку Дон на участке Вертячий — Калач. Наша разведка выявила два понтонных моста. Тот, что севернее, достался Первой эскадрилье, что южнее — Второй. На внешние подвески взяли по две «ФАБ-250, которых на складе много, а используются редко, и на внутренние, чтобы добрать до 'сталинского наряда» — по две ФАБ-50.

День солнечный, видимость прекрасная, что в нашем случае не есть хорошо, потому что будем видны издалека. До Волги летели на высоте триста метров, потом опустились до сотни. Сперва летели по компасу, который врет так, словно закончил журналистский факультет Московского государственного университета. Я увидел широкую дорогу, по которой двигалось много техники на восток, и дальше ориентировался по ней, срезая загогулины. Когда по времени должны были подойти к Дону, поднялся до двухсот метров и увидел почти прямо по курсу паромную переправу, перед которой на западном берегу скопилось много техники. По нам сразу же начала работать зенитная артиллерия, словно бы развешивая огненные шарики в небе.

Бомбили с горизонтального полета. Сперва скинули ФАБ-250, на взрывателях которых стоят замедлители на двадцать две секунды, и под углом десять градусов отправили реактивные снаряды по технике, чтобы поразить ту, что дальше от моста. Ближней и так достанется от бомб. После чего отработали из пушек и пулеметов. Когда нас догнала и легонько тряхнула взрывная волна, развернулись с набором высоты. Я увидел, что переправы нет, скинул ФАБ-50, которые придерживал на всякий случай, и отработал из пушек и пулеметов. Вираж, начатый над рекой, третий заход с отработкой по уцелевшим автомобилям, а четвертый, скорее, для фиксации проделанной работы.

Наверное, последние два были лишними. Если бы после второго прохода отправились на свой аэродром, проскочили бы, считай, без потерь, но намолотили бы намного меньше вражеской техники, а так во время крайнего подлета к Дону я почувствовал сильный и болезненный удар в левое плечо возле сустава. Летний комбинезон в том месте порван, но крови пока не видно, и рука слушается. Слева в желтоватом плексигласе фонаря появилась дырка, через которую врывался воздух, наполненный запахом реки, освежающий.