Крыло бабочки
Шрифт:
Дафна широко открывает рот, пытаясь вдохнуть воздух, но все вокруг леденеет, а Омега с нечеловеческой силой лишь поднимает ее выше и на огромной скорости впечатывает в стену. Из Дафны вырывается вскрик, когда спиной она больно бьется о твердый камень, а Омега тут же впивается в нее своими губами, такими холодными, а руками обнимает за талию, прижимаясь своим обнаженным телом к нимфе, что та буквально задыхается. Омега – холодная. Очень.
Кожа Дафны покрывается мурашками, а через несколько минут ее начинает бить озноб. Но Омега, она как наркотик. Ее чувственные губы чуть прикусывают нижнюю губу Дафны, слегка оттягивая ее, и нимфа даже расслабляется на секунду, но вдруг их резко отдергивают от стены, и сзади, сзади нимфы, прохладными руками
Они висят посередине комнаты, и нимфа задыхается, зажатая между двух яростных, наполненных дикой, сексуальной энергией тел, которые ласкают все ее эрогенные зоны, вдвоем даря такое удовольствие, что внизу все сжимается мгновенно и терпеть становится невыносимо. Они покрывают ее тело поцелуями, кусают ее, впиваясь клыками, а Дафну колотит. От наступающего возбуждения и холода. Ее кожа бледнеет, но нимфа ничего не замечает, опьяненная тем, что ее касаются два Древних. Особенно нимфа дрожит, когда быстро и незаметно они меняются местами, и вот лед прижимается к ней уже сзади, а спереди примыкают такие знакомые и родные губы, а женская и мужская рука ласкают влажную промежность, где все так сильно сжимается, что Дафна просто не может выдержать. Она пытается закричать, но ее рот заполняет раздвоенный змеиный язык Сиреникса, который своими поцелуями будто стремится выпить нимфу, а Омега, странно обжигая бледнеющую кожу, прикладывается к ней губами, задерживаясь на пульсирующей точке на шее, левой рукой нежно скользя по животу Дафны, даря ей потрясающие ледяные прикосновения.
Дафна задыхается, не понимая, что такого сотворила, чтобы стать участницей такого потрясающего действия. Она пытается изогнуться, но змеиные языки дразнят ее, ледяные и просто прохладные пальцы ласкают прекрасные груди, губы прикладываются к затвердевшим соскам и чуть посасывают их, заставляя нимфу скручиваться пополам от сильнейшего возбуждения, но ей просто не дают пошевелиться, подвергая нежным и таким мучительным пыткам. Мысленно она просит, чтобы они не останавливались. Чтобы продолжали. Еще и еще. Ее уже давно бьет озноб, по обнаженному животу бегут мурашки, кожа начинает синеть, но Дафна просто не видит этого, потому что находится в магнетическом плену двух Древних, чьи ауры соединяются с ее, лаская ее душу, магию, проходясь по огню, воде, земле и воздуху, замораживая ее и вымывая все, что накопилось в ней.
Дрожа от холода и страсти, захлебываясь, Дафна млеет в их объятиях и понимает, что, познав секс с Древними, особенно самый первый, самый запоминающийся секс, уже никогда не сможешь ловить восторг от обычного человеческого. То, от чего сходят с ума другие люди, ей, Дафне, кажется простым и каким-то чужим. То ли дело пленительные, неподвластные ее разуму пытки и наслаждение, что дарят ей Древние.
Пусть терзают, пусть потрошат. Но только не останавливаются. Ее трясет от холода, дыхание затрудняется, Дафна пытается вдохнуть побольше воздуха, как вдруг чувствует, что по ее телу скользят уже не пальцы, а такая знакомая, привычная... Змеиная кожа. Переливающиеся бока трутся об нее, Сиреникс и Омега сжимают ее в своих плотных кольцах, и Дафна задыхается от ледяных прикосновений белой змеи. А потом, когда кажется, что выше наслаждения уже не найти, Омега быстро проникает своим хвостом Дафне в рот.
Та резко открывает его, максимально широко, задыхаясь от шока, но даже не успевает передохнуть, потому что тут же Сиреникс входит в нее снизу, тоже хвостом, но как обычно. А через секунду Дафна чувствует адскую боль, потому что они рвут ее изнутри, продираясь сквозь все органы, потроша и протыкая, выворачивая наизнанку. Дафна пытается судорожно вздохнуть, но не может даже пошевелиться из-за невероятной боли.
Слишком, слишком больно. Из глаз брызжут слезы, а тело сотрясается в судорогах. А они продолжают рвать ее своими хвостами, идя навстречу
А еще по животу и груди расползается холод, ледяными ладонями скользя под кожей. Холод любезно обрабатывает ее тело, вымораживая внутренности, и Дафна не может сфокусировать взгляд, который становится каким-то... Бессмысленным. Возникает резкая сонливость, дыхание замедляется и становится пугающе поверхностным, кожа синеет и холодеет, постепенно снижается пульс.
Дафна леденеет изнутри, находясь на грани потери сознания. Но отключиться ей не дает боль и два змеиных хвоста, находящихся внутри ее разодранного, растерзанного тела. Два хвоста, которые, соединившись, рождают внутри невероятную, потрясающую, разрывающую живот конвергенцию льда и воды, отчего Дафна пытается согнуться, обхватить себя руками, но не может, потому что скована.
Ей сносит крышу, ее разум сейчас на самой грани, ее порой сотрясает в судорогах, а в следующий миг она бессмысленно смотрит перед собой, ничего не различая. Но если это то, что делает ее живой, то какая, в общем-то, разница. А еще почему-то хочется плакать. От безграничного счастья, от невыносимой боли – своей и чужой, физической и душевной. От самого прекрасного и разрывающего на части секса что-то теплое рождается внутри, что-то происходит, поднимается, раздуваясь, наполняя тело Дафны.
Ее пламя. Но уже не свечи. Трепещущее, легкое, но сильное и цепкое золотистое пламя столбом сполохами вырывается из нее, согревая тело, залечивая его, и Дафна резко фокусирует взгляд, распахивая глаза, тут же на секунду прикрывая их, потому что реальность играет слишком резкими красками. Ее пламя, мчащееся вверх, объединенное еще с тремя столбами, – элементами воздуха, земли и воды... Все это рождается внутри нее, соединяясь с конвергенцией сил Омеги и Сиреникса, и Дафна, сотрясаясь, изливается в самом сильном оргазме, который только у нее был за всю жизнь. По ее животу разливается приятное тепло, и она выдерживает, выдерживает последние секунды пленительной пытки, удивительного тройственного союза, произошедшего внутри нее, а затем змеи одновременно резко выдергивают свои хвосты из ее тела и не дают нимфе упасть вниз, опутывая своими кольцами, а Дафна, залитая золотым пламенем, наконец-то заходится в отчаянном крике, которым сопровождается восстановление ее тела, происходящее благодаря ее собственным силам и силам Древних.
Наконец они разжимают кольца, плавно опуская Дафну на пол, обнаженную, полную жизни, магии и потрясающей, внутренней силы. А еще... Еще какой-то странной, фантастической свободы. Той самой, что способна окрылить. Той самой, что позволяет расправить плечи.
Омега и Сиреникс тоже принимают человеческий облик. Не моргая, они смотрят друг на друга, а затем на Дафну, и на секунду нимфе кажется, будто они испытывают растерянность и смущение, не зная, что сказать. Но вдруг Омега, долго и пронзительно смотрящая змею в глаза, улыбается. Счастливо и ослепительно. Она подается навстречу Сирениксу и жадно целует его, замирая и нежно проводя бледными пальцами по его щеке. А он сжимает ее руку, и Дафна, какая-то разгоряченная и раскрасневшаяся, обессиленная и в то же время полная сил, смотрит на это взаимодействие, на эту внезапную ласку и понимает, что цель достигнута.
Они прощаются, теперь навсегда, но самое главное, что от Сиреникса Омеге передается ледяное сияние, исчезая внутри нее. На миг глаза змея вспыхивают кипенным, а затем становятся водянистыми, и цвет, приобретенный им от Омеги, исчезает навсегда. И уже больше никогда в его глазах не зажжется холодный, вымораживающий душу свет. Наконец белая змея отрывается от Сиреникса, как-то нехотя, всего на секунду задерживаясь пальцами у его щеки, а затем все же убирает руку и встает. Теперь от улыбки на лице не осталось и следа.