Крылья черного ворона
Шрифт:
Та часть деревни, на которую наступал лес, вымерла…
— Нам нужно торопиться, — приглушенным голосом произнес Хейке, — пока еще светло. Скоро уже прибудет…
— Карета? — так же тихо произнес Петер. — Хорошо бы, я уже давно жду ее.
«Но совсем по другой причине, нежели я, — подумал Хейке, — тебе не терпится увидеть свою прелестную Николу».
Хейке мог понять Петера. Но его товарищу нужно было набраться терпения. Всему свое время!
Одолеваемый нервозным беспокойством, Петер бродил среди переплетенных корней.
— Вот здесь! — негромко произнес он. — Иди сюда!
Переступив через корень, напоминающий живую змею, Хейке наклонился над едва различимой мраморной плитой.
Петер соскреб с плиты присохшую листву и стал отдирать закрывающие плиту корни, которые оказались очень крепкими.
— Смотри, что здесь написано! «Феодора»…
— Ой! — вырвалось у Хейке.
— В этом нет ничего странного, — сухо заметил Петер, — взгляни на соседний камень, что стоит наискось. Там тоже написано «Феодора».
Надежда Хейке тут же угасла.
— Да, конечно, она говорила, что это распространенное в их роду имя. Но мы ищем не это имя, Петер!
— Я знаю. Пойдем, посмотрим еще!
Петер был теперь захвачен азартом поиска. Став на колени, он принялся разгребать листву и удалять корни. Хейке помогал ему.
Они обнаружили огромный монумент, почти полностью скрытый растительностью.
— «Богдан», — прочитал Петер. — Несомненно, это тот самый бесноватый Богдан.
— Здесь должны лежать Борис и его четверо жен, — сказал Хейке. — Здесь одно большое надгробие и четверо поменьше. Но как…
Они явно приблизились к самому центру захоронения. Величие рода подчеркивалось массивностью и изысканностью надгробий.
— Хейке, иди сюда! — возбужденно прошептал Петер. — Посмотри! У самой стены!
Расчистив одно из помпезных надгробий, он склонился над ним — это было одно из последних захоронений, судя по виду, хотя и оно было достаточно старым.
— Вот здесь, — шепнул он Хейке, словно боясь, что кто-то услышит его. — Взгляни! Это двойнаямогила! Верхнее имя тебе хорошо известно, не так ли?
— Да. Снова Феодора.
— Верно. Но нижнее… — и Петер прочитал по буквам: — А-Н-С-И-О-Л-А!
— Это как раз то, что надо! — прошептал Хейке. — Давай скорее! Топор! А то солнце совсем исчезнет за горизонтом. Смотри, небо уже блекнет!
Могила совершенно заросла лесом, протягивающим свои щупальца из-за стены. Здесь было настоящее буйство ветвей и корней, а там, где оставалось пустое пространство, поверхность камня была завалена многолетним слоем опавшей листвы. Петеру пришлось изрядно потрудиться, чтобы добраться до надгробной плиты.
— Топор не берет, — пожаловался он, — он отскакивает от корней, как от толстой кожи.
— Топор должен быть достаточно острым. Дай-ка я попробую!
В лихорадочной спешке схватив топор, Хейке ударил им по первому попавшемуся
Он снова попытался.
— Бесполезно, — пробормотал Петер. Наклонившись, он принялся рассматривать землю вокруг надгробия.
— Что ты делаешь? — спросил Хейке.
— Ищу отверстие.
Хейке понял, что ищет его товарищ. Когда речь шла о вампирах, люди обычно искали небольшие отверстия, похожие на норки змей, или смотрели, нет ли взрыхленной почвы вокруг могилы — это был путь, по которому они выходили по ночам наружу, потому что вампиры могли превратиться в кого угодно.
Но Ансиола-Феодора не была вампиром, это мог подтвердить в деревне каждый.
— Ты что-нибудь нашел?
— Нет. Совершенно ничего.
Хейке молча кивнул. Он снова ударил по корню топором, но с таким же успехом он мог пытаться поднять с земли дракона.
— Нам остается только убраться восвояси, — сказал Петер, которому явно не терпелось покинуть это место, чтобы отправиться к Николе.
И тут в памяти Хейке всплыло одно воспоминание. Из далекого детства, когда он долгие часы просиживал в тесной клетке. Воспоминание о песенке, которая сама вертелась у него на языке и слов которой он не понимал.
— Подожди, — сказал он Петеру.
Его товарищ нехотя повиновался.
Медленно-медленно в памяти Хейке всплывали забытые слова, из которых складывались рифмы. Произносимые помимо его воли, они медленно стекали с его губ, неуверенно соединяясь друг с другом…
Петер уставился на него.
— Господи, — наконец прошептал он. — Это же заклинания! Laubereieder! Du bist doch ein Mahner! [4]
Хейке лишь краем уха слышал, что Петер назвал его заклинателем духов и что пел он колдовские песни. Хейке не принадлежал больше самому себе, пение целиком захватило его, как это однажды было с Ульвхедином, как это было с Ханной.
Петер стоял, как зачарованный, и смотрел на него, не в силах ничего предпринять, не в силах поднять даже топор. И Хейке сам поднял топор и, не прерывая пения, ударил им по корню.
4
Магические песни! Значит, ты колдун! (нем. )
Корень с треском лопнул и скорчился, как в предсмертных конвульсиях. При виде этого Петер лишь испуганно покачал головой, по-прежнему не решаясь пошевелиться. А Хейке рубил корень за корнем, пока вокруг могилы не образовалась целая куча скрюченных обрубков.
От судорожного движения корней опавшая листва шуршала и шелестела.
Наконец надгробная плита была расчищена. Очнувшись, Петер принялся лихорадочно сметать с нее листья. Листва была влажной и грязной, ему пришлось потом вытирать руки.