Крылья над Кальдорой

Флин Анна

Мир вокруг расплывается. Серые улицы гетто дрожат перед глазами, и я чувствую, как тяжесть смены опускается на мои плечи.

Я не помню, как оказываюсь на углу, опираясь на стену. Касаюсь её рукой, пытаясь удержать равновесие. Холод кирпичей ощущается сквозь кожу.

Кто-то рядом шепчет:

– Ты в порядке?

Не отвечаю. Наклоняюсь, упираясь руками в колени, пытаюсь выровнять дыхание. Живот сводит от голода, ноги подкашиваются.

Голос становится ближе:

– Эй, держись. Тут нельзя

падать.

Медленно поднимаю голову и вижу женщину. Лицо мне знакомо – она работала на другом конце этажа. Её тёмные волосы убраны в хвост, под глазами тени, но она выглядит чуть более живой, чем я сейчас.

– Имя? – спрашивает она.

– Элин.

Она помогает мне выпрямиться. Мы начинаем идти вместе, медленно, будто две тени. Вокруг другие дартлогийцы молча идут домой, их шаги сливаются в общий шорох.

Женщина идёт рядом, её шаги размеренные, но напряжённые. Замечаю, как она быстро оглядывается, будто проверяет, не слушает ли нас кто-то.

– Это была Селена, – тихо говорит она.

Поворачиваю к ней голову, не сразу понимая, о чём она.

– Кто?

– Селена. Она сломала один из генераторов. Специально.

Мои брови поднимаются. В голове пульсирует от усталости, но слова заставляют встрепенуться.

– Специально? – повторяю я.

Она кивает. Её лицо остаётся спокойным, но я вижу, как уголки её губ дрожат.

– Это первый шаг, – шепчет она. – Они говорят, что если мы будем действовать изнутри, то начнём ослаблять их систему.

Замедляю шаги, смотрю на неё внимательнее.

– Они? – спрашиваю, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Женщина бросает быстрый взгляд на улицу, затем на меня, будто взвешивая, стоит ли продолжать.

– Подполье, – говорит она наконец, её голос едва слышен.

У меня перехватывает дыхание. Слово звучит громко даже в шёпоте.

Подполье.

– Они есть? – спрашиваю я, не в силах скрыть удивление.

– Были всегда, – отвечает она, на этот раз немного увереннее. – Просто теперь они становятся сильнее.

Мысли начинают путаться. Всё, что я знала о жизни в гетто, о страхе и подчинении, вдруг начинает трещать по швам.

Мы останавливаемся.

– Почему ты говоришь мне это? – спрашиваю я.

Она смотрит на меня. Её взгляд глубокий, усталый, но в нём есть искра.

– Потому что я вижу, что ты ещё не сломалась.

Мы прощаемся у следующего поворота. Её фигура растворяется в толпе, а я остаюсь стоять, опираясь на стену.

В голове всё ещё гудит от усталости, но слова женщины звучат громче, чем звон в ушах. Подполье. Те, кто сражается. Те, кто не согнулся.

Впервые за долгое время чувствую нечто, напоминающее надежду.

Но вместе с этим приходит и страх.

Улицы гетто встречают меня своим привычным запахом. Смесь гари,

магического топлива, сырости и пота висит в воздухе, словно это часть этого места. Узкие дороги покрыты слоем грязи, который никогда не исчезает, даже после дождя.

Иду медленно, ноги подкашиваются от усталости. Стены домов, покрытые трещинами и грязью, тянутся вдоль улиц. Мимо проходят другие дартлогийцы, молчаливые, с угрюмыми лицами, как тени.

Каждый шаг отдаётся болью в ногах. Я чувствую, как лёгкие горят, будто вдыхаю огонь, а не воздух. Внутри всё ещё звучат слова женщины, с которой я говорила.

Подполье.

Эти мысли подгоняют меня вперёд, даже когда тело умоляет остановиться. Как их найти? Как выйти на тех, кто сражается?

Когда я наконец подхожу к нашему дому, его вид кажется ещё более жалким, чем утром. Тёмные окна напоминают пустые глазницы, облупившаяся краска на стенах свернулась, словно обугленная кожа.

Я вхожу в здание и начинаю подниматься по лестнице. Деревянные ступени скрипят под моим весом, а воздух в коридоре тяжёлый, пропитанный запахом плесени и сырости.

Комната номер 12 встречает меня холодом. Захлопываю за собой дверь и почти падаю на кровать. Лежу, глядя в потолок. Свеча на столе дрожит слабым огоньком, тёплый свет отбрасывает танцующие тени на стены.

Как их найти?

Подполье. Женщина сказала, что они существуют. Что они борются. Но как выйти на них? В гетто каждый день идёт борьба за выживание, но никто не говорит о сопротивлении. Слишком опасно. Одного слова может быть достаточно, чтобы исчезнуть.

Я чувствую, как в груди разгорается огонь. Желание быть частью этой борьбы перекрывает усталость, заменяя её тревожным возбуждением.

Но как?

Тяжёлые шаги в коридоре вырывают из мыслей. Они звучат иначе, чем обычно: резкие, неуверенные, будто человек волочит ноги.

Подхожу к двери и открываю её.

Кайра стоит в коридоре, опираясь на стену. Её лицо скрыто тенью, но я вижу, как она дышит прерывисто, словно только что поднялась на сотый этаж.

– Кайра? – зову я.

Она поворачивается, и тусклый свет лампы в коридоре освещает её лицо.

Замираю.

Под левым глазом расползается огромный кровоподтёк, губа разбита, из уголка рта медленно стекает капля крови. Её волосы растрёпаны, а на щеке видны следы грязи, будто кто-то ударил её, заставив упасть.

– Что с тобой случилось? – спрашиваю, подбегая к ней.

Она не отвечает, только мотает головой. Обхватываю её плечо и помогаю дойти до комнаты.

Её комната такая же, как моя: голые стены, узкая кровать, стол с парой свечей. Но в отличие от моей, здесь на столе лежат бинты и маленькие бутылочки с зелёной жидкостью, которыми Кайра пользуется для лечения.