Крымчаки. Подлинная история людей и полуострова
Шрифт:
– Эх, ты, боколыбок, дерьмо, это не по-нашему.
– А как это по-вашему?
– Не по-человечески играть не будем, а пирожок один на троих я вам дам.
– Э, да мы у тебя заберем все.
– Ну и берите! Моя жизнь стоит того, чтобы вы съели их и стали добрее. А вы сами откуда будете?
– Из деревни Саблы.
– Так у меня там друг живет, Ава, он лошадей пасет. Я его мальчиков нянчил, когда они еще голожопиками были… Парни смутились и сказали:
– Ладно, идите своей
– Не надо-то – не надо. А вот вы… так вымахали уже, что чуть меня не ограбили…
– Да нет, мы играем в честную, просто никто не ходит по этой дороге уже второй день…
– Понял, – сказал Метеш и, положив у ног парней сверток с едой, пошел дальше…
Вдруг за спиной он услышал стук колес по каменистой дороге. Он обернулся, и телега с возницей остановилась.
– Это ты, Метеш? Утром, когда я выезжал из Карасубазара, то караим сказал мне, чтобы я догнал тебя и передал вот это. – В его руках был сверток. – Садись, я еду почти до Ак-Мечети…
Метеш забрался на телегу и уселся поглубже спиной к вознице. В середине на цветастом плетеном коврике спала молодая женщина, укрывшись летним платком, но от подрагивания телеги платок все больше сползал с нее, обнажая и колени, и смуглые крепкие руки. Метеш, оглядывая ее, наконец увидел красивое лицо с резкими черными бровями и едва-едва проступающими черными усиками над верхней властной губой. Ресницы во сне сцепились, как два черных цветка лепестками… Она спала, но и во сне источала силу и страсть…
– Кто эта женщина? – спросил Метеш.
– Это не женщина, это моя младшая дочь.
– Куда ты ее везешь?
– К доктору, тут недалеко осталось…
– Зачем к доктору? Она здорова, как солнечная долина, как море под Судаком…
– Я это знаю, но внутри этой душистой груши завелся червячок…
– И какой же?
– Она влюбилась.
– Что, не в того, в кого хотел ты?
– Именно!
– И, конечно, он бедный?
– Именно!
– И, конечно, не крымчак?
– Именно!
– И, конечно, русский?
– Именно!
– Так это хорошо, у нее будет много детей, и все будут не русские, а крымчаки.
– Именно!
– Нас и так мало осталось на этой земле.
– Именно!
– Думаешь, с русскими будет больше?
– Не знаю насколько, но больше. Они нас считают иудеями и…
– А мы и есть иудеи, и что с того? Говорим по-татарски, но наш язык гораздо шире, можем и по-русски.
– Именно! Однажды я слышал, как они шептались за моим домом, и он ей сказал, представляешь: ах ты, жидовочка моя!
– Ну и что с того? Она и есть прекрасная жидовочка.
– Именно! Я и сам это знаю, но как-то он это сказал с пренебрежением. А он сам знает, кто он?
– Ээ, перестань, Ако, а если бы он был богатым? – спросил Метеш.
– Тогда другое дело.
– Вот видишь ты какой, дочку готов продать.
– Успокойся, Метеш, я не знаю ни одного русского богатого, они все пропивают. Э, какие дети? Ты посмотри на нее, я не уверен, что после первого ребенка он сможет сделать ей хотя бы второго. Вот поэтому мы и вымираем.
– Перестань, Ако, наши тоже пьют. Говорят, тоска оттого, что вымирают. Но так не бывает. Все в каждом человеке. Мне вот уже за шестьдесят, а я хочу посмотреть театр, может, на учусь чему. Знаешь, там такие слова, такая мудрость.
– А, перестань, Метеш! Караим на базаре сказал, что ты поехал посмотреть на голых баб в театре.
– Хотя бы так. Я вообще ни разу там не был, может, там и правда голые бабы изрекают мудрые мысли?
– Метеш, где ты видел бабу с мыслями, да еще и голую?..
Метеш увидел, что дочка Ако давно не спит и, прикрыв глаза, слушает разговор.
– Ты скажи, а что ты думаешь, твой доктор, как он поможет, если любит-то. От этого нет таблеток.
– Не знаю. Покажу, посоветуюсь, Может, надавит в нужном месте, потрет… Может, она другого мужчину увидит… А то живет в Карасубазаре, с улицы на улицу ходит, только об одном думает.
– Э, Ако, а ты о чем в ее возрасте думал?
Телега стала трястись все сильнее, лошади пошли под уклон…
– О жене своей будущей думал, и сам был, конечно, богатым.
– Так что же она пошла за тебя?
– Э, Метеш, посмотри какая красавица! Был бы ты молодой – за тебя бы отдал.
Солнце встало во весь рост и припекало невыносимо. Ако остановил лошадей у родничка, и они втроем, умывшись, на пившись холодной воды, сели в тени придорожного ореха.
– Дядя Метеш, – сказала Лили, так звали дочь Ако, – мой папа хочет убить меня. Ведь нельзя достать червяка из груши или яблока, не разрезав их…
– Это правда, Лили, но можно дождаться, когда он сам вылезет изнутри… Обычно это происходит, когда плод перезреет и червяк упадет на землю вместе с ним.
– Ничего твой доктор не сделает, папа, во мне уже живет его ребенок…
Ако от неожиданности просто упал лицом в сухую жесткую траву и тихо зарыдал.
– Я так и знал, я так и знал…
Метеш подождал, пока Ако успокоится, затем встал, по гладил Лили по голове и пошел прямо через степной, пахнущий лавандой и чабрецом холм, преодолевая последнее препятствие перед большим городом. Когда он поднялся, то обернулся и увидел вдалеке телегу, возвращавшуюся в Карасубазар. На козлах сидел Ако, его обнимала за плечи дочь Лили.