Крымчаки. Подлинная история людей и полуострова
Шрифт:
«Кто кого успокаивает?» – подумал Метеш и улыбнулся своей мысли.
В Ак-Мечети было уже около семи, и Метеш, сев у салгира на камень, вымыл ноги, надел свои туфли, затем ополоснул лицо и шею, облачился в свежую, пахнувшую домашним теплом рубашку. Затем мешок со своими пожитками спрятал в кустах, чтобы забрать на обратном пути. И вот он уже стоит у кассы и спрашивает самый дорогой билет, на самое лучшее место в театре русской драмы.
– Осталось только одно место в амфитеатре, берете?
– Так давайте скорее. Лопе де Вега! Какой к черту русский театр!
И Метеш уселся в кресло среди поразившей его нарядами и запахами городской публики. Наконец все захлопали в ладоши, и тяжелый, неуклюжий бордовый занавес раскрылся медленно и торжественно…
– А я-то думал, что он поднимается вверх, как юбка у женщины, когда…
И на этой мысли Метеш уснул решительно, уснул как человек, прошедший по солнцепеку сорок километров. Он даже не спал, он впал в состояние между жизнью и сном. Он не храпел, его бы разбудили, он не прислонился к чьему-либо плечу, его бы разбудили. Он просто застыл на стуле в позе внимательного зрителя. Он только ничего не слышал и ни чего не видел. И вышел из этого состояния, лишь когда кто то потряс его за плечо. Спектакль закончился, почти все ушли… Метеш встал, бодро зашагал на выход и прошел почти через весь город Ак-Мечеть с веселой, дружелюбной, о чем-то возбужденно толковавшей толпой. Наконец он остался один. Перед ним тихо протекал тот же Салгир. Метеш быстро нашел свой мешок, переоделся и медленно двинулся по дороге на Карасубазар. На следующий день после полудня он был уже дома, на базарной площади. Караим стоял еще на своем месте и тут же дал ему пирожок.
– На, подкрепись. Ну, как театр, расскажи…
Метеш раскрыл рот, чтобы сказать правду, но неожидан но произнес:
– Все было, как мне приснилось до того…
– Я так и думал, – сказал караим, – ни стыда, ни совести…
– Да, – сказал Метеш, – куда катимся?
И пошел домой.
Белый ослик и луна
– Крымчак никогда не бывает пьяным, – сказал Нысым, заглатывая очередной стаканчик красного.
– Так уж и не бывает, да ты сам сейчас отрубишься, а для нас это позор – валяться на улице под забором.
– Ну почему валяться – отдыхаю… перед встречей с женой после удачного…
– А что, так трудно с женой?
– У крымчака никогда не бывает трудно с женой, вот ты, Бохор, маешь трудности с собственной?
– Нет, только с чужой…
– Тогда зачем она тебе?
– Ну нужно же, чтобы была… чужая..
– Дурак, давай лучше еще вмажем.
И Нысым наклонил прозрачный кувшин с качавшейся на широком дне массой дымчато-красного домашнего вина, нацедив ровно по краешки стаканчиков.
– Знатно наливаешь, не промахнешься, словно буфетчиком работал всю жизнь.
– Нехитрое это дело, попей с мое, Бохорчик… Ну что, пошли еще чекулдыкнем где-нибудь, на людях, крымчак любит веселье на людях, ну там сделать вид, что он в стельку пьян, ну там поскандалит тихонечко, а на самом деле он трезв и не ругается, так, мандит понемногу, но не зло, сразу уступит, если што…
– Что если «што»?
– Ну
– А чем еще?
– Ну там чужой муж, ну муж чужой жены встретит и начнет родному, тьфу, чужому мужу своей… тьфу ты, жены… в общем, ты понимаешь?
– Или если она его встретит?
– Где? В кабаке? У крымчака жена в кабак не ходит. Даже одна.
– А у меня ходит. Меня ищет…
– Зачем? Крымчак никогда не бывает пьяным.
– Вот поэтому и не бывает, что жена находит и ведет домой. Знаешь, у нас ведь муж должен быть всегда… при хозяйстве, ну, дома…
– А ты сейчас где, Нысым?
– Ну, это сейчас, а вообще всегда дома…
– Так, ты уже напился, у тебя раздвоение личности – ты и здесь, ты и дома…
– Принеси нам чего-нибудь, официант, может, по коньячку?
– Чтоб ты свалился тут и опозорил весь… Ну ладно, давай еще по полтинничку и – по домам…
– И по домам…
И только они опрокинули, только плеснули в свои горла на свои застарелые гланды горячего напитка, как в кофейню ввалился совсем пьяный Юсуф с диким возгласом:
– А, это вы, крымчаки, которые никогда не бывают пьяными? Я угощаю, маю на то право, ще по сотке коньяку – и баста, и по домам…
Все трое уткнулись лбами друг в друга над столом и продолжили ударять по коньячку.
И только и слышалось – еще и еще… С возгласами «крымчак никогда не бывает пьяным» они выбросились на мостовую тихой улочки и прямо из греческой кофейни пошли в обнимку неведомо куда…
– Ну и что? И где твоя жена, которая найдет всех нас и избавит от позора? – спросил Бохорчик Нысыма.
– Ходит где-то по пятам, она хорошо чувствует мою кондицию и занятость, крымчак никогда не пьет просто так, он всегда пьет по делу…
– А какое у нас с тобой дело?
– Пить, разговаривать, это и есть дело, Бохорчик. А ты что молчишь, Юсуф?
– Я вижу, что мы уже выходим из нашего города…
– И что, идем в другой?
– Дурак, мы зайдем в наш с другой стороны. Земля, говорят, еще пока круглая…
И в этот момент они все вместе зацепились за трубу, которую еще не успели уложить в канаву, и через секунду уже лежали на ее дне.
– Ну вот, а ты, Юсуф, сказал, что земля круглая! Она – как сундук с углами…
– Ну ладно, давай помолчим, полежим, подумаем…
– Да и уснем, а утром стыда не оберешься, весь город будет знать, что мы стали пьяницами подзаборными, валяемся, как чушки.
– Да никто не узнает, утром нас закопают вместе с трубами и – привет семье. А ты говоришь, Нысым, крымчак никогда не бывает пьяным, всегда ночует дома…
– Посмотрите на небо, который час? – спросил кто-то рядом с ними чужим голосом. – И не мешайте спать…
– Здесь кто-то есть, ребята, мне страшно, – прошипел Юсуф.
– Не бойтесь, это я, сын аптекаря. Я скоро уже буду трезвым и выведу вас назад в город, мы пойдем на «пьяный» угол и примем еще водочки, кто будет ставить?
– Слушай, зачем притворяешься? Что, в нашем городе сегодня напились все крымчаки, чтобы доказать, что крымчаки никогда не бывают пьяными?