Крымские истории
Шрифт:
Знаешь, что мне сказал отец, когда узнал, что мы с тобой встречаемся?
Вечная ему память, но он просто растоптал мою любовь к тебе, такую светлую и чистую. А я была слишком слабой, чтобы этому противостоять.
Он сказал: «Ты брось мне встречаться с этим солдатом. Они все – хамы и примитивы. И я тебя растил не для того, чтобы ты каталась по гарнизонам с одним чемоданом. А ослушаешься – всего лишу. Не получишь ни копейки».
Мать была более лояльной, даже плакала со мной. Но
Она надолго замолчала, а потом, собравшись с силами, продолжила:
– И я… слишком долго думала. Помнишь, когда ты узнал об отношении к тебе моих родителей и как ты мне предложил сразу же уйти из дома.
Знаешь, я даже слова твои помню, как ты мне при этом сказал: «Под венец зову, а не для позора. Решайся!».
А я не решилась. И ты годы, и годы ещё ждал, думая, что что-то изменится, а я, домашний ребёнок, истово и самозабвенно любя тебя, боялась презреть волю родителей и не смела их ослушаться.
А впереди – когда ты, отчаявшись увлечь меня за собой, напросился в Афганистан – стало нестерпимо больно и страшно. И… даже обидно, что ты от меня всё же отступился.
И я, словно под гипнозом, была выдана замуж за того, кто нравился им, родила двух детей.
Но душа моя умерла. И уже не оживала никогда.
И только тогда, когда твоя мать меня известила, что ты тяжело ранен в Афганистане, а уже из газет узнала, что ты стал Героем, – и она показала глазами на Золотую Звезду, – мне стало понятно, что великое преступление совершила против нашей любви.
– Прости меня, – и она, неожиданно для меня, поцеловала мою руку.
Я похолодел, но руку не убрал, так как она, прижавшись к ней лицом, зашлась в рыданиях.
К нам подошла официантка – Ассоль, в красной юбке и красной косынке, повязанной как галстук на шее и спросила:
– Вашей даме не нужна помощь?
– Нет, деточка, – подняла Ольга мокрые, все в слезах, глаза:
– Нашему горю не поможешь, а случилось оно сорок лет назад.
Я просто убила любовь, свою любовь и любовь ко мне этого замечательного человека, самого лучшего из людей.
Девчушка-официантка в растерянности улыбнулась, а затем сказала:
– Господи, какие же Вы счастливые, если пережили такую любовь и через сорок лет об этом помните. Сегодня так уже не любят. Не научили нас…
Мы же, с Ольгой, больше к печальным страницам наших взаимоотношений не обращались.
И всё реже в нашем разговоре звучало:
– А помнишь?..
Я всё помню, милая Ольга. Всё помню и ничего не забыл. И не хочу забывать. И не скоро смирился с такой роковой и страшной для меня потерей.
И лишь через десять лет, будучи в Афганистане уже второй раз, нашёл свою судьбу и счастье,
Когда я умирал, будучи тяжело раненым, она мне отдала свою кровь.
И я, только придя в себя, и попросил у неё руки и сердца. Тогда она была фельдшером батальона, гораздо моложе меня.
А в девяностом году она погибла в Баку, спасая от расправы старую армянку. Нож погромщика вошёл ей прямо в сердце…
Я проводил Ольгу к её санаторию и получил приглашение подняться к ней в номер.
И, как в юные лета, этого не сделал.
Назавтра она уехала из Ялты, даже не известив меня об этом.
Наверное, так было самым правильным. В одну реку дважды не входят. И я – даже вослед ей, для себя лишь сказал:
«Нет, Оля, ты ошибаешься. Я не могу тебе сказать сейчас, что люблю тебя, как и прежде. Я люблю память о тебе, но лишь в том времени, в котором мы были молодыми и юными.
Да, болел тобой долго, это правда, но затем – спасибо судьбе и жизни, я нашёл своё счастье и смысл жизни».
И я почувствовал, как она, будучи от меня далеко, вздрогнула и раздался её голос в моём сердце:
«И ты меня больше не любишь?»
«Нет, не люблю, но храню светлую и добрую память о той девочке, которая любила меня почти сорок лет назад. И я её любил.
А потом – на меня смотрят везде, куда бы я ни приехал, ЕЁ глаза – с портрета, который я сделал уже в наши дни и я его вывешиваю на стену везде – в гостинице, в любой армейской ночлежке.
И говорю с ней, молодой и красивой, в камуфляже, с сержантскими лычками на погонах и двумя орденами Красной Звезды на груди.
Второй из них, как ни смешно, ей дали за меня, за моё спасение на поле боя.
Как же, важный столичный начальник и она его спасла, за это полагался орден.
И я всегда, уходя и приходя в своё жилище, прикасаюсь к её портрету своей рукой и шепчу: «Спасибо ТЕБЕ. За всё. За то, что был счастлив, за то, что ТЫ меня любила. Без расчёта и выгод, не думая о моём генеральстве и о моей Золотой Звезде.
Просто любила. И шла на край света, не спрашивая, а сколько же лет будешь учиться в четырёх мединститутах, в которые переводилась…
И родила мне прекрасного сына и дочь, которых научила чтить отца и любить своё благословенное Отечество.
Мне очень плохо без ТЕБЯ.
Если бы ТЫ знала, как мне плохо без ТЕБЯ, но я не могу осквернить память о ТЕБЕ, и представить рядом с собой другую женщину, пусть даже она была любима в прошлом.
Другой, такой, как ТЫ, нет в целом мире.
Да я и не искал других. Всегда, узнав ТЕБЯ, был тебе верен и любил только ТЕБЯ, родная моя, счастье моё светлое и такое далёкое, недостижимое сегодня.