Крыса в чужом подвале. Часть вторая.

Федорцов Игорь Владимирович

Пленник опять энергично заелозил по полу. Костас спустился, разрезал веревки и выдернул кляп.

– Омо..и м..е!
– не внятно произнес юноша, хватая воздух ртом.

Костас бросил ему скин-ду. Сам выкручивайся.

Юноша сразу попытался подобрать оружие, но затекшие руки не слушались и пальцы не гнулись. Он попробовал встать. Ноги от-казались служить.

– П..оклят..е! Э.. мо..у дви..аться!
– и энергично замахал конечностями, восстанавливая кровообращение и подвижность.
– Не мо-гу...

Было что-то отчаянно-детское в его

словах. Давно забытое. Через которое однажды перешагнул сам.

"Ахлади", - вспомнил Костас имя-кличку своего злейшего врага. Когда их заловили на танцах парни со станции, Ахлади, от кото-рого Костасу в школе и на улице влетало чаше остальных, помог ему. Они оба были с Греческого хутора. Долги детства самые памят-ные и первые к оплате среди прочих.

Где-то рядом опять протопали.

– В конюшне были?

– Дуга и Пита грохнул.

– Может Марти его видела? У Марти спросите!

– Отбегалась твоя Марти. Вспороли от пупка до глотки!

– Да где он, сучара?!!!

– По улице ушел. Точно говорю!

– Давай лошадей!

Костас рывком поднял пленника на ноги. Тот охнул и повалился.

– Ноги не держат... Я их не чувствую..., - простонал юноша, речь его прозвучала внятно.
– Занемели!
– чуть не заплакал он, от отчаяния.

Встряхнув пленника, Костас взвалил его на плечо мешком с пшеницей. Просунул в щель скин-ду, открыл вертушку и вышел из хо-мутарки. Перебежал открытое пространство к забору ближайшему огорода. Перекинул пленника как соломенный тюфяк. Юноша бо-лезненно охнул, неудачно ударившись о капустный кочан.

– Стой крысеныш!
– выскочил из темноты клефт.
– Отбегалось бегало!
– и вложил пальцы в рот свистнуть.

Бросок баллока упредил знак. Свистун упал, прикусив пальцы зубами.

Костас сунулся вернуть оружие. С боку, из тени, выпрыгнула низкая фигура. Сразу не поймешь кто. Парень? Девка? Гибок, что вымоченный ивовый прут.

– Шевельнись, порежу, - цедит клефт, пригибаясь ниже. По голосу девка. Или ахтэ. Кастрат.

В обеих руках биши*. В левой держит прямым хватом, в правой обратным.

Скользящий шаг, приставной шаг, отходящий, наступающий... и по кругу, ртутным шариком, поблескивая бритвенной остроты лезвиями. Катится, отвлекает, хитрит, обманывает всяким движением, выжидает атаковать.

Времени на переглядки нет. Костас отступил, разрывая дистанцию. Короткий взмах яри. Клефт прыгнул на опережение. Для секу-щего удара сверху нужно больше времени. Но удар другой! Не клинком по дуге, а вниз вперед. Встречный, тычковый! Энергия взмаха перетекла в энергию выброса.

Ахтэ, в последнее мгновение скрестил биши, захватывая древко яри и пытаясь уклониться. Костас ударил ногой в открывшийся бок. Ребра смялись, впиваясь осколками в печень. Ахтэ прогибаясь, взвыл от боли. Опять тычковый удар яри. В лицо. Биши с запозда-нием отвели подток, позволив снести кожу под глазницей. Костас делает шаг в сторону, заставляя противника двигаться вслед за собой. Ахтэ меняет опорную ногу, разворачивает корпус. Боль

в боку сбивает его с темпа схватки. Вот теперь секущий сверху! Клинок яри коротко падает по диагонали. Срезает ахтэ ухо, рассекает шею, позвонки, верх грудины.

Недалеко замелькали факелы. Костас перемахнул через забор.

– Я могу идти, - пленник поднялся на колено и пытался встать, уцепившись за штакетину.

Костас без лишних разговоров опять взвалил юношу на себя. Топча морковь, путаясь в огуречных плетях, пробежал огород. Через калитку попал на подворье. Вторившая всем псам своей улицы шавка, кинулась под ноги, примеряясь цапнуть. Костас пнул. Собачонка ударился о стену и заткнулся. Ударом выбило дух и хвостом не пошевелить.

– Поймают, - в смятении произнес пленник. Собачий лай привел его в полное отчаяние.

Костас не обратил на брех внимание. Попробуй, определи, какая лает на беглеца, а какая ей за компанию.

– Кто тут?
– выглядывает из дома хозяин псины. Палка с перекрестно вбитыми гвоздями придает смелости задавать вопросы в темноту.

Кулак Костаса забросил мужика в сени. Загремели ведра, посыпались вещи. Костас занес пленника внутрь и сразу обратно на улицу. Поднял собаку за задние лапы, шмякнул о крышу будки. Тело зашвырнул внутрь. Вернулся в дом. Как раз хозяин стал очухиваться. Послышалась возня. Дверь в избу приоткрылась. Захныкал ребенок. Показалась женская голова.

– Сим? Ты чего? Сим? Упал что ли? Дите разбудил! Не ушибся?

Сим потряс головой. В глазах плавало и двоилось.

Костас схватил женщину за волосы, та только ойкнула. Тихо спросил.

– Кто еще в доме?

– Детииишки, - попыталась заскулить баба.

Костас зажал ей рот.

– Тшшшш... Спросят если... Никого не видели. Вздумаешь орать..., - его дирк уперся ей в ребра.
– Всех.

Баба обмерла. В темноте вдруг вспыхнули зеленовато-золотистые зрачки. Вспыхнули и медленно угасли. Она усиленно закивала головой.

Костас отпустил её.

– Дайте мне оружие!, - потребовал пленники. Костас подтолкнул к нему палку хозяина. Жалкое подобие моргенштерна.

– Издеваешься! Дирк дай!
– повысил голос спасенный пленник. Гнев конечно придает уверенности, но не прибавляет сил.

– Этим обойдешься, - отказал Костас.

– У меня за фехтование на мечах приз катепана!
– возмутился юноша.
– В прошлом году! Шесть схваток из шести выиграл

– Вот и фехтуй, - прозвучало в ответ.

– Да ты знаешь...

Гарда дирка больно ткнулась в кадык, лезвие остро продавило кожу.

– Не мешайся!

Костас прислушался к шуму на улице. Там движение, что на оживленной дороге в ярмарочный день. Пролетели всадники, следом протелепал десяток орущих клефтов. За ними целое факельное шествие. После них россыпью, по двое по трое, ломились наугад во дворы.

По забору палисадника перед домом яростно хряснули кистенем. Сухое дерево отпружинило. Под вторым ударом жалобно хруст-нуло.

– Гад! Как в воду канул!