Крыса в чужом подвале. Часть вторая.
Шрифт:
Улиц уткнулась в круглую мощеную площадь. В центре постамент. На нем бронзовая хоругвь Создателя. Мера за веру!
– взывает к Вседержителю буквенная вязь.
– Нам сюда, - Этан показывает на скромный дом, за глухой оградой из каменных блоков. На углу башенка-часовня. В окнах второго этажа свет, на третьем, на звоннице, встречающий рассвет карнах. При виде всадника он надсадно дует в свисток и что-то кричит вниз. Костас терпеливо ждет, пока откроют. В зарешеченном окошке воротной калитки мелькает встревоженное лицо прислуги.
– Святые небеса!
Вскрик
– Что произошло Этан?
– спрашивает фрайх и не дожидаясь пока юноша спешится, перехватывает поводья у Костаса.
– Ничего особенного. Я попал в лапы к фонарщикам. Пять дней на воде рядом со свинарником, - бравировал молодой Этан, вы-павшими испытаниями. Если уж нечем гордится - позволил пленить себя каким-то босякам, то хоть выставить происшествие обыден-ной, ничего незначащей, мелочью.
– А что с вашим слугой?
– фрайх покосился на Костаса.
– Бедняге Тигму проломили голову.
– А ваши вещи? Подарки кузену Брину?
– Все прахом кир Марк! Меня обобрали до нитки, - Этан со смешком похлопал себя по одежде.
– Хорошо не раздели догола!
Вейн помог Этану спешиться, внимательно оглядел, вертя как куклу, и лишь потом обратился к Костасу.
– С кем имею честь разговаривать?
– ни благородного ,,кира" ни простонародного ,,шена" он не употребил, затрудняясь опреде-лить к какому сословию собеседник принадлежит. А раз так, будет лучше вовсе обращение опустить, во избежание недоразумений.
– Не столь важно, - последовал ответ Костаса.
– Кир Вейн, этот человек спас меня, - вмешался в разговор Этан.
– Вы бы видели, как он бился своим протазаном! Пятерых одного за другим! Вы говорили меч - император оружия! Его протазан первый соискатель на столь громкий титул! Я тому свидетель!
Речь юноши вызвала осуждение Вейна. Для мужчины избыток слов и чувств - слабость характера. Последствия предосудительного увлечения. Мальчик слишком много читает пустых книг. Оттого и выражается как какой-нибудь герой из баллад. Одни ахи восхищения.
– Мне пора, - отстранился Костас и поправил лямку заплечного мешка.
– Погодите, - остановил его Этан.
– Я не могу вас отпустить просто так! Я обязан вам жизнью. Фрайх Вейн. Этот человек вырвал меня из лап фонарщиков. Он сражался за меня. Только благодаря нему, я здесь, цел и невредим.
– Юноша виновато улыбнулся и по-трогал припухшие губы и ссадину над бровью.
– Они грозились обменять меня по весу на золото!
– Смею ли предложить вам кров и стол дома Маггонов?
– спросил Вейн, перебарывая в себе недовольство невежливостью спасите-ля Этана.
Позволить себя уговорить
– Пожалуй, соглашусь с последним доводом, - произнес Костас тихо.
Слабость все больше одолевала его. Так паршиво он себя не чувствовал сколько помнил. Разве что когда по ранению потерял почти треть крови. При малейшем движении стучит в висках, окружающее плывет и теряет четкость. Звуки слышатся как через ватные пробки. Ноги слабеют и подкашиваются.
Дом наполнился всеобщей суетой и беготней. Этана проводили в спальню и вызвали носокомия Косму осмотреть его. Рейнх храб-рился, отбрыкивался и отнекивался, дескать, пустяки. Кир Марк был не умолим. Юношу уложили в постель.
Носокомий, важный и степенный, со свойственной всем медикам несговорчивостью и тугоухостью к речам пациентов, произвел осмотр Этана. Рекомендации дал самые обыденные, какие дают не находя серьезных симптомов болезни. Покой, покой, и еще раз покой. Ничего острого, соленого, копченого, сладкого. Вино, разбавленное на две трети, пища пареная или вареная и никаких слышите! никаких треволнений, способных вызвать излияние черной желчи в кровь.
Костаса проводили в дом на половину слуг и предложили посетить с дороги мыльню, пока готовят стол. Он не возражал. В хорошо натопленном помещении, обшитым кедровой доской, стояли три здоровенных ушата с водой разной степени горячести. Костас разделся и с удовольствием полез в самую горячую воду. От едва терпимого обжигающего тепла перехватило дыхание. Он несколько раз быстро обмакнулся, приучая тело, затем погрузился по подбородок. Притерпевшись к температуре, принялся скоблить зудящую кожу куском пемзы, многократно мылиться и обмываться. Боль в пальцах притихла, пульсируя в самых кончиках фаланг в такт сердцу.
Его не торопили, не торопился и он. В разгар помывки пришла молоденькая служанка, принесла простынь обтереться.
– Не угодно ли чего?
– опасливо спросила девушка, неуверенно поглядывая на Костаса.
– Ведро холодной воды, - попросил тот.
Девушка удивленно захлопала ресницами, но потом, подхватив ведро, убежала. Пусть просьба и не обычна, но все равно лучше исполнить её чем задирать подол. Даже перед спасителем молодого кира.
Отмывшись, отскоблившись до кожного скрипа, вылез из ушата, взял ведро с холодной водой (можно было и похолоднее!) и об-лился блаженно фыркая и мотая головой. Здорово!
После помывки краше Костас не стал. Места шелушения покраснели, словно поджившие раны. Кончики пальцев распухли и заво-дянились, напоминая молоточки. Ходить стало проблемой.
Одежду его тщательно почистили и подлатали. Обувь, не мудрствуя, заменили. Подарок фрайхи оказался неноским. Нательную рубаху принесли льняную. Тонкая ткань приятно легла на чистое тело. Выдали и феморале. Не из хлопка или льна, а барские, из шелка, с двойной ластовицей. Лишился он и своих штанов, получив взамен другие, с цветной шнуровкой брагетта.