Крыса в чужом подвале. Часть вторая.
Шрифт:
Яд воспоминаний добавил в испытание горечи. Кайрин призвала в помощь всю свою волю и терпение. Разве это трудности? Всего лишь напиток! Жизнь порой горше любого напитка. Любого приготовленного волхвом отвара.
Выпив последний глоток, девушка перевела дух. Кружится голова и хочется сесть и немного отдохнуть. Нельзя! Кайрин быстро оглядывает себя. Туника остается чистой. Хороший знак.
Тропинка выравнивается. Песок становится розовым от пробивающихся сквозь крону солнечных рассветных лучей. Но чем дальше она идет, тем темней
Новый поворот. У края дорожки стоит ведро, наполненное мокрым песком. Кайрин берет его за тонкую ручку и поднимает. Металл врезается в ладонь. Ноша тяжела. Эта ноша скорее мужчины, чем женщины. Но кто возьмется утверждать, что участь жены легче участи мужа? Ей вести дом, ей рожать детей, ей учить их первым шагам, растить, оберегать. Даже если не останется рядом с кем она шла под венец. Даже если мир ополчится на нее. Даже если небеса отвернуть свой лик. Дети, то для чего женщина создана. В них её величие и её рабство! Её жертва и её награда, её погибель и её бессмертие.
Кайрин перехватила ведро в другую руку. Та, в которой несла, горит огнем, будто груз так и остался в ней. От усилия и отчаяния наворачиваются слезы. Ей тяжело! Очень! Она не может отказаться нести. Кайрин начинает считать каждый оставшийся шаг. Так легче. Немного легче. Убеждает она себя и стискивает зубы. Слезы высыхают. Взгляд становится холодным, как снежные вершины высоченных пиков, как горный лед озер её почти забытой Венчи.
Кайрин сдерживает стон, приподымает ведро и ставит на скамеечку. Она справилась. Но как она устала! Ноги предательски дро-жат, ноет спина, а руки! будто обожжены. Ей снова хочется сесть и расплакаться. Но сесть значит сдаться. Нет! Слабость уходит, как и пришла. Быстро.
Тропинка выводит на поляну, под засохший Дуб Девяти Родов. Девять могучих веток, черных и высохших, простерлись над ней, накрыв скрюченными неживыми тенями. Здесь её поджидает волхв. Он обнажен. Старческое тело уродливо. Дряблая кожа висит на костях. От того что оно покрыто синей глиной и расписано символами и знаками вид еще уродливей. Волосы у волхва собраны в пучок на макушке, в них воткнуты перья орла и листочки дуба.
Волхв обходит вокруг Кайрин три раза и останавливается напротив. В его руке зажат нож. Не современный из стали или железа, а древний из обсидиана. Он режет тунику на груди девушки. Под разрезом кровянит рана. Кровь стекает вниз, расплываясь пятном. Ко-гда пятно достигает низа живота, волхв затирает рану большим пальцем левой руки. Рану жжет, но кровь перестает течь.
Волхв вновь обходи её, обсыпая пахучей смесью из толченых желудей, гвоздики и мускатного ореха. Затем останавливается на расстоянии вытянутой руки. Кладет ладони на голову Кайрин.
– Оставь мысли о прошлом, думай о будущем. То, что сделано не исправить, то, что будет, должно быть достойно, - Волхв загля-нул ей в глаза. Кайрин не отвела взгляда. Она прогнала мысли, усмирила
– Твой разум холоден. Его не терзает страх.
Волхв надавил ей на шею, считая пульс.
– Твое сердце не устало от грехов.
Он дотронулся руками до её груди, до торчащих сосков.
– Твои груди не знали младенца, - произнес волхв.
– Но они хорошо буду вскармливать.
Руки его чуть опустились.
– Органы твои здоровы. Желчь не отравляет желудок, дыхание чисто. Шрам на ребре. Он от оружия. Нож. Клинок задел кость, но не вошел внутрь. Ты была молода.
Если бы ей было дозволено вспомнить, она бы вспомнила...
...- Кайрин, ты не можешь ровняться с мужчиной в силе и выносливости. Твое оружие реакция и скорость.
– Да, метресс Айла.
– Твое да ничего не значит. Ты получила рану. По-настоящему ты была бы мертва. Ты не справилась!
– Да, метресс Айла...
Воспоминания Кайрин упрятала так далеко, что проще сказать, их нет вовсе.
Руки волхва скользнули ниже.
– Энергия центров велика. Слишком велика. Она принесет младенцев и мужеского пола и женского. Все зависит от мужчины. Если он даст тебе ярость своего семени, будет мальчик. Если покой, девочка.
Рука волхва задержалась.
– Рубец... Он от розги. Родители были через чур строги к тебе за непослушание, - произнес старик с одобрением. Не розгой ли привили тебе понимание девичьей чистоты и порядочности, Кайрин?
... Рука державшая виноградную лозу, вымоченную в едком растворе, принадлежала метресс Коий. И наказание назначено не за непослушание, а за побег. Они не дали ей простится с матерью. Только сказали, её больше нет. Совсем. Словно речь шла об обычном человеке, каких десятки, сотни, встретишь на улице.
Она так и не простилась. Не успела. Чуть-чуть. На какой-то час...
Кайрин не вспомнила и про это. Багаж памяти велик, но не следует мешать грязное белье с чистыми вещами. Те же что особенно дороги следует убрать подальше от всех. И от себя в том числе.
Руки волхва остановились на уровне лобка. Он чуть развел их в стороны потом свел и скрестил.
– Твое лоно не знала деторождения.
Ладони волхва сложились лодочкой. Мочки ушей Кайрин чуть покраснел, румянец проявился на щеках.
– Вход в лоно не нарушен, но плева деформирована, - произнес бесстрастно волхв.
– Твои лунные дни правильны, но излишне бо-лезненны. Ты напрасно много ездишь верхом и тратишь усилия на занятия приличествующие мужчинам.
Теперь его руки разъехались вдоль её бедер.
– Они достаточно широки и легко перенесут рождение первенца и последующих.
Волхв поднял руки к небу.
– Извечное Небо, прими под свою руку дочь чистую. И пусть её чистота сравнится с твоей!
Приблизившись к Кайрин, как будто хотел обнять, шепнул на ухо потаенное слово. Нилам*.