Крыса в чужом подвале
Шрифт:
– Сейчас он прозябает в оруженосцах в ордене Хранителей Дорог. Отзывы о нем самые лестные, но поскольку род отца не поддерживает его, род его матери признан мятежниками и большей частью казнен, а остатки разжалованы, Мэдок, именно так как и сказала, прозябает. Несмотря на таланты, его не скоро произведут в рыцарское достоинство. Боюсь угадать, но возможно никогда этого и не произойдет. А должно произойти.
– Орден не подчиняется мне.
– И не надо.
– И бастарды не становятся рыцарями в восемнадцать лет.
– Потому
– Именно.
– По законам Кайракана, дети рожденные в браке принадлежат отцу. После развода они так же принадлежат отцу, если только не был осуществлен обряд возврата. То есть отец передал свое право на дитя роду матери. Ни развода, ни обряда, в согласии с традициями кайракан не проводилось. Мать Мэдока умерла при его рождении, а благородные Хенеке сложили головы при Кузах и на плахе. Следовательно, Мэдок до сих пор ни больше, ни меньше Бекри.
– Ты забыла указ императора об аннулировании всех законодательных актов за подписью Хенеке, Вэйдов, Арби и иже с ними. Бекри воспользуется им как щитом перед любым доказательством. Потому Мэдок бастард по закону империи. Что не просто немаловажно. Это определяюще в данном случае.
– Значит, следует пересмотреть указ бывшего императора, мешающий стать бастарду полноправным членом семьи Бекри.
– Ты серьезно? Как ты себе это представляешь? Указом Горма Третьего фамилия Хенеке низведена из дворянского достоинства. Мятежного рода Хенеке нет, не было и больше не будет.
– Следует сыграть на нелюбви Экбольма к своему венценосному брату. Император с радостью рассмотрит возможность поступить поперек воли покойного. Нобилиссима просто трясет от ярости и злобы при одном только упоминании о Горме. К тому же нет необходимости в высочайшем помиловании всех фамилий участвовавших в мятеже. Достаточно Хенеке и скажем Лэйдлоу.
– Интересно как тебе пришла в голову такая мысль?
– Я имела беседу с мэтром Туром.
Эгуменос нахмурился. Он терпеть не мог старого пройдоху. Соткан из лжи, что полотенце из тонкой пряжи льна! Ну и если признаться боялся его. Не зря же про Турома говорили, он выигрывает при любой раздаче карт из колоды и в независимости от положения фигур на шахматной доске.
– Он еще жив?
– справился Бриньяр о своем старом враге.
– Конечно. А почему нет? Он тешится надеждой о своем прощении и возвращении в лоно матери-церкви.
– Еще скажи, он согласен встать под мою руку! Руку, которую он столь самозабвенно кусал!
– Туром не правильно оценил ваши намерения.
Взгляд Кайрин подсказывал эгуменосу - вы представляете, сколько секретов станет вашим достоянием? Сколько нынешних друзей окажется хуже всяких врагов. Бриньяр не захотел подачек от бывшего противника.
– Зато я оценил его верно.
– Думаю, он даже согласится считать вас своим исповедником. Вы позволите ему хотя бы писать вам?
– Вот как? Такова его цена за услугу. Перо, чернила и бумага?
– Бесплатные советы
– Хорошо, я распоряжусь выдавать ему один большой лист пергамента, перо и чернила. Раз в неделю.
– Он по достоинству оценит вашу доброту.
– Не сомневаюсь. И не удивлюсь, если его пасквиль на меня я скоро прочту. Сразу после того как с сочинением ознакомится вся столица.
Кайрин умоляюще сложила руки. Простите меня за дерзость.
Эгуменос в сущности не слишком сердился на девушку. Она поступила расчетливо, обратившись к старому интригану. Ни с кем другим тот бы разговаривать не стал. Не из-за прошлых обид. Потому что любому другому Бриньяр откажет в подобного рода хлопотах за Турома.
– Хорошо, допустим, Экбольм подписал указ?
– Вы возьмете Мэдока под свою руку раньше, чем кто-либо сообразит, что из этого вытекает. Император подписал ваше прошение о создании турмы Керкитов?
– Ты хочешь, видеть мальчишку в ордене?
– Конечно. И одним из первых!
Бриньяр недоверчиво хмыкнул.
– Мы вернем ему имя и дадим достойную службу. Он будет знать кому сказать спасибо.
– Ты уверена? Ведь если император пересмотрит указ Горма, то он станет полноправным Бекри.
– Именно этого нам и нужно. И это будет уже наш Бекри.
– А какой мне прок в лишнем адепте Кайракана и лишнем воителе в семье глориоза?
– А что нам с его веры? Нам нужны спафарии, а не священники. Вера сама по себе в защите не нуждается.
– Кайрин! Слышать от тебя подобное…!
– голос Бриньяра строг и сух. Он много ей прощал, но легкомысленного отношения к религии, ни за что!
– После стольких лет пребывания в тени, он должен захотеть подняться выше, чем стоит теперь. Из честолюбия.
– Ты предлагаешь ему сделать карьеру на новом месте? Это попахивает двурушничеством. Боюсь, многие сочтут его поступок не достойным дворянской чести. Кайракане не обременяют себя службой Создателю.
– В уставе нового ордена не прописано, какую веру обязаны исповедовать его член.
– Это само собой подразумевается.
– Тогда стоит отнестись к этому лояльней!
– Его ждет полная изоляция. Отступившись от того малого что имел, он не обретет нового. Даже если я прикажу нашим сторонникам отнестись благосклонно.
– Нам этого и не надо.
– Тогда поясни.
– Для начала вы восстановите доброе имя рода его матери, - уклончиво сказал Кайрин.
– Захочет ли император, - сомневался Бриньяр. Поводов для сомнений более чем достаточно.
– Экбольм плохо управляем и погряз в пороках. Единственным применением власти данной ему Создателем он видит лишь потакание своим низменным страстям.
– Вот и хорошо! Тем легче будет с ним договориться.
Эгуменос непонимающе уставился на Кайрин. Ему было о чем задуматься. Ученица поучает его, как поступать, утверждая, что не решаемый вопрос будет разрешен.