Крысоед
Шрифт:
Намертво пристегнутые наручниками должники вынуждены были звонить родным и знакомым и просить вернуть долг. Телефоны в комнатах раскалялись от эмоций и намокали от слез, когда бедняги-должники умоляли родственников выкупить их у злодеев-спасателей. Злодеи же, совсем распоясавшись, проводили эксперименты с открытыми окнами (была зима) и раздетыми тщедушными должниками. Что напомнило Жукову триллер застойных годов «Семнадцать мгновений весны», и первый материал по этому нашумевшему делу он озаглавил «Гестапо на двенадцатом этаже». И газета отвела под текст целый разворот.
Что же касается Романа, то
В приемной главного пахло хорошо. Свежезаваренным кофе. Жуков мельком глянул в зеркало, провел рукой по волосам. Надо сказать, в столице Жуков стал больше обращать внимания на свою внешность, чаще ходил к парикмахеру. Хотя, стыдно признаться, внешность нравилась ему без всяких нюансов и комплексов. И ноги у него длинные, и плечи широкие, и глаза выразительные. И вообще, он молод и силен.
Но секретарь директора, девушка Татьяна к его молодости и длинным ногам отнеслась равнодушно, потому что любила только работу, и вообще была, по мнению Валерки «синий чулок». Она даже не красилась, как положено секретарше. И вообще отличалась грамотностью и надежностью, в чем тоже сказывалась хозяйственность шефа.
– …редакция оставляет за собой право… – вслух прочитала Татьяна с монитора и, мельком глянув на Жукова, сказала,
– Чего ты прихорашиваешься, Жуков, шеф тебя и такого любит.
– А я может не для шефа, а для тебя, – парировал Виктор.
Татьяна повернулась, оглядела его с ног до головы и скривила лицо в гримасе отвращения.
Нет, не любил Жуков с ней заигрывать, ничего хорошего для мужского самолюбия от этих заигрываний ждать не приходилось.
Главный редактор был человек талантливый и газету придумал интересную. А вот что касается художественного вкуса… Впрочем, подобное Жуков замечал и у прочих журналистов, большинство из них видело текст и не видело картинку. Приятели-журналюги могли жить в затрапезных, давно не ремонтированных квартирах, и ваять нетленку на старых, засиженных мухами компах, просто не замечая окружающего убожества.
В кабинете шефа наблюдалось дремучее смешение стилей. На стене, напротив его кресла, висела писанная маслом картина, где-то, метр на метр, в темно-зеленых и коричневых тонах. Судя по тому, как потрескались на ней масляные мазки, явно старинная. А что там было изображено, Жуков так и не разглядел (в подтверждение наблюдения о тексте и картинке).
На столах, где редакционный люд во время планерок раскладывал блокноты, чтоб записывать ценные указания главного, стояли несколько кичевых стеклянных шаров, сантиметров тридцати в диаметре. В них застыли навеки яркие бабочки и божьи
Прочитав письмо Фролова из Пятиозерска, шеф озадаченно хмыкнул,
– Ты чего?
– Сам не знаю, – признался Жуков.
Еще раз глянув на адрес, главный сказал с сожалением,
– Тебе, конечно, в отпуск надо.
Жуков смиренно молчал. Шеф зорко вгляделся в него, как бы прикидывая, долго ли тот протянет, и заключил,
– Ладно, поезжай, но отпуска в этом году не получишь.
– Ну, как же, – заныл Жуков
– Там же море рядом, – шеф мечтательно поглядел на свою мрачную картину, где моря точно не было, – порыбачишь.
– Да не рыбачу я!
– А вот это зря. Я б порыбачил. Иди-иди. Бери командировку, а я тебя зимой еще на две недели отпущу, на лыжах покатаешься.
– Не катаюсь я на лыжах, – возмущенно соврал Жуков
– Да ну тебя, – расстроился шеф, – не рыбачишь, на лыжах не катаешься. Неинтересно с тобой!
Шеф не смотрел на Жукова, уйдя в вычитку полосы. В отличие от многих и многих редакторов, все шестнадцать полос он вычитывал сам.
Прямо в дверях кабинета Жуков, как на штык, наткнулся на понятливые валеркины глаза. Для того не остался тайной ход жуковских мыслей, когда тот маялся в кресле, вздыхал и тыкал в прочную карту пальцем и спичечным коробком.
Придав лицу индифферентное выражение, Жуков вильнул глазами и стал бесцельно выдвигать в столе ящик за ящиком. Левый висок раскалился от буравящих валеркиных глаз, но он держал паузу.
– Жу-ук! – не выдержал Валерка.
Тот не отвечал, продолжая ковыряться в столе.
– Жук, привези вяленой рыбки.
Жуков сделал большие глаза
– Какой рыбки?!
– Нет, вы поглядите на него, – Валерка по-бабьи всплеснул руками, – Я дал ему письмо! – Он распалялся все больше.
– Благодаря кого ты едешь на юг? – Сидя «на письмах», Валерка заражался стилем посланий, что прилежно читал,– Благодаря меня, ты будешь бездумно валяться на теплом песочке и дышать йодом, а я!?
– Не, – примирительно улыбнулся Жуков, – не буду валяться, буду работать в поте лица. Это, конечно, бред, – ткнул Виктор в конверт на столе, – но у них там какой-то эксперимент начинался, интересно, чем закончился. Кстати, погуглить надо, что за эксперимент.
– Ладно, – сказал Виктор примирительно, – если в тамошнем море что-то осталось после эксперимента, ты получишь связку бычков.
– Три, – перебил Валерка, – но очень больших. И вообще, если там есть что-нибудь, – он неопределенно помахал рукой, – дары морей, степей и лесостепей…короче, чего у нас нет… Тебе денежку дать?
– Дать, – молниеносно отозвался Жуков,– без денежки – какой рибка? – произнес он с южным акцентом, по-южному помахав перед своим длинным носом.
– И что, шеф так прямо и согласился?
– Лег-ко! Посоветовал порыбачить. А зимой – на лыжах покататься.
– Какой зимой?! – опешил Валерка
– Ну, будущей. Он мне еще две недели даст…
– Ах, вот оно что! Ах, вот оно как!– Валерка откинулся на кресле и укоризненно покачал головой, – так ты, стало быть, в отпуск намылился?