Кто боится смерти
Шрифт:
Сердце мое болело, но я все же считала, что сделала правильный выбор. Может, он и принимал нас с мамой такими, какие мы есть, но мы ведь живем не в пустыне.
– В моей деревне женщин так не режут, – прошипела мама. – Какое варварство…
Она отвернулась. Все уже сделано. Она сжала руки:
– Моя собственная дочь!
Она потерла лоб, словно пыталась разгладить морщинку. Взяла меня за руку:
– Вставай.
В тот день я не пошла в школу. Вместо этого мама помогла мне промыть и перевязать рану. Заварила обезболивающий чай с ивовыми листьями и мякотью сладкого кактуса. Весь день я пролежала в постели
Она весь день неподвижно просидела в кресле, вставая только перекусить и облегчиться. Один раз вышла в сад для беседы с Ани. Я думала о том, что же она сказала Всемогущей и Всеведущей Богине. И какие отношения у нее могли остаться с Ани после всего, что с ней было.
Потом мама вернулась, и я, читая свою книжку про язык нуру и перекатывая во рту камешек, принялась гадать, о чем она думает, сидя там, в кресле, и глядя в стену.
Глава пятая
Тот, кто зовет
Никто ничего никому не сказал. Это был первый признак того, что обряд одиннадцатого года действительно нас объединил. Поэтому когда я через неделю вернулась в школу, никто меня не дразнил. Люди знали лишь то, что я теперь и взрослая, и ребенок. Я ана м-боби. Хотя бы этой чести меня удостоили. Конечно, о растлении Бинты мы тоже не проговорились. Она потом рассказала нам, что через день после нашего обряда ее отцу пришлось предстать перед старейшинами Осугбо.
– Он пришел домой… сломленным, – сказала Бинта. – По-моему, его высекли.
И я тогда подумала, что этого еще мало. Мать Бинты тоже вызвали к старейшинам. Обоим родителям приказали три года ходить на консультации к Аде, и Бинте с сестрами и братьями тоже.
Расцвела моя дружба с Бинтой, Луйю и Дити. И стало происходить еще кое-что. Косвенно оно началось на второй день после моего возвращения в школу. Я стояла, опершись о стену, и смотрела, как ребята играют в футбол и болтают. Рана все еще болела, но заживала быстро.
– Оньесонву! – позвал кто-то.
Я подпрыгнула и нервно обернулась – в мозгу всплыла картинка с тем красным глазом. Луйю засмеялась – они с Бинтой медленно шли в мою сторону. Пару секунд мы молча смотрели друг на друга. В этих секундах было столько всего – осуждение, страх, неуверенность.
– С добрым утром, – сказала я наконец.
– С добрым утром, – Бинта шагнула вперед, пожала и отпустила мою руку, наши пальцы хрустнули.
– Ты сегодня первый день? Мы да.
– Нет, я вчера пришла.
– Хорошо выглядишь, – сказала Луйю, тоже дружески пожимая мне руку.
– Ты тоже.
Повисла неловкая пауза. Потом Бинта сказала:
– Все знают.
– А? – сказала я слишком громко. – Знают? Что знают?
– Что мы ана м-боби, – гордо ответила Луйю. – И что никто из нас не кричал.
– А, – сказала я с облегчением. –
– С того дня все лежит в постели, – со смехом сказала Луйю. – Слабачка.
– Нет, ей просто нравится прогуливать школу, – возразила Бинта. – Дити знает, что она красивая и школа ей все равно не нужна.
– Неплохо, должно быть, – проворчала я, хотя мне самой школу прогуливать не нравилось.
– О, – продолжала Луйю, делая большие глаза, – а ты слышала про нового мальчика?
Я покачала головой. Луйю и Дити переглянулись и прыснули.
– Что? Вы же обе только сегодня пришли?
– Слухом земля полнится, – сказала Дити.
– Для некоторых, во всяком случае, – довольно добавила Луйю.
– Говорите уже, что хотели сказать, – я начала злиться.
– Его зовут Мвита, – возбужденно заговорила Луйю. – Он появился, пока нас не было. Никто не знает, где он живет и даже есть ли у него родители. Он, судя по всему, очень умный, но в школу ходить отказывается. Один раз пришел – четыре дня назад – и обсмеял учителей, сказал, что он сам может их учить! Нашел как произвести первое впечатление!
Я пожала плечами:
– А мне-то что?
Луйю ухмыльнулась, склонив голову набок:
– Потому что я слышала, что он эву!
Остаток дня я плохо помню. На уроках я искала взглядом лицо цвета верблюжьей шкуры с веснушками как коричневый перец, и глазами не как у ноа. В обеденный перерыв я искала его в школьном дворе. После уроков я пошла домой вместе с Бинтой и Луйю и все смотрела по сторонам. Дома меня подмывало рассказать про него маме, но я решила не говорить. Захочется ли ей слушать про еще один плод насилия?
Назавтра было то же самое. Я не могла перестать его искать. Через два дня в школу вернулась Дити.
– В конце концов мама выпихнула меня из кровати, – призналась она и продолжила строгим голосом: – «Ты не первая, с кем это проделали!» К тому же она знала, что вы все уже в школе.
Она бегло взглянула на меня и отвела взгляд, а я тут же поняла: ее родителям не понравилось, что я прошла обряд вместе с их дочерью. Как будто меня волнует, что думают ее родители.
Все равно теперь мы были вчетвером. Луйю, Бинта и Дити побросали всех прежних подруг. Мне и бросать было некого. Хотя все девочки, вместе совершавшие обряд одиннадцатого года, и были «повязаны», связь обычно держалась недолго. Но для нас перемена была естественной. У нас уже были тайны. И это было только начало.
Лидера среди нас не было, но Луйю нравилось руководить. Она была шустрой и наглой. Оказалось, что у нее были соития еще с двумя мальчиками.
– Да кто такая Ада? – сплюнула как-то Луйю. – Я не обязана ей обо всем сообщать.
Бинта на людях не поднимала глаз и говорила мало. Отцовское насилие обошлось ей дорого. Но когда рядом были только мы, она и болтала, и улыбалась. Не будь в ней от природы столько жизни, сомневаюсь, что она выжила бы при таком отце.
Дити была принцессой, она любила целыми днями лежать в кровати, чтобы слуги носили ей еду. Она была пухленькой, хорошенькой, и все ей обычно доставалось даром. Ей часто везло. Торговец хлебом уступал нам его за полцены, потому что спешил домой. Или пальма роняла кокос прямо к ногам Дити. Богиня Ани любила ее. Каково это, когда тебя любит Ани? Я пока не знаю.