Кто есть кто (фрагмент)

Нудельман Рафаил Ильич

В дверь постучали нервно и торопливо. Я вскочил и, на ходу приглаживая волосы, кинулся открывать. Это была Анна Николаевна, уже по-утреннему деловая, подтянутая, - сразу видно, что на работу спешит. Но глаза у нее все-таки были тревожные и растерянные.

– Я было не хотела вас будить, но мне на работу пора, а тут слышу, у вас будильник зазвонил...

– Да нет, я уже встал, мне тоже пора...
– смущенно пробормотал я. Ночь вроде прошла спокойно...

– Ночь-то спокойно... А вот звонили сейчас Аркадию, я хотела вас позвать.

Сон с меня сразу слетел, вчерашний сумбурный день опять навалился всей тяжестью на сердце, и оно заныло от предчувствия беды.

– А кто звонил-то?
– я старался быть спокойным.

–

Да кто его знает! Мужчина какой-то. Голос чудной, хрипучий такой.

Левицкого спрашивает. "Дома, - говорит, - Левицкий?" Я говорю: мол, постучу сейчас, узнаю, думала, может, он ночью пришел... Вижу, цепочка-то снята...

– Надо было сразу меня позвать - простонал я.

– Да не пустил он меня! Говорит, не надо, мол, его беспокоить. А сам словно бы забеспокоился, быстро-быстро так заговорил. Передайте ему, говорит, пускай он придет в восемь часов, как условились.

– А где? Куда приходить-то?!

– Он только сказал, что на том же месте, где всегда. "На нашем месте" так вот сказал. Аркадий-то, верно, знает, какое место...

– И больше он ничего не говорил?

– Говорил...
– Анна Николаевна наморщила лоб, стараясь припомнить. Насчет таблеток каких-то сказал.

– Таблеток?!

– Ну да! Скажите, говорит, Левицкому, что я насчет таблеток, он, говорит, поймет. И трубку сразу повесил. Больше ничего не сказал. Ой, опаздываю я, заговорилась!

Анна Николаевна ринулась к вешалке, схватила плащ.

Я стоял на пороге и смотрел на нее. Завтра 21 мая. В этот день я в том, уже Ушедшем от меня мире пришел к Анне Николаевне, и она мне сообщила о загадочном госте Аркадия, парне с усиками, похожем на Раджа Капура. Она тогда обнаружила наблюдательность, хотя след и был ложным.

– Анна Николаевна, - спросил я, провожая ее к двери, - а вам этот голос совсем незнаком? Который по телефону-то говорил?

– Нет... словно бы нет...
– неуверенно ответила она, приостанавливаясь.
– Только, я думаю, он подделывался, нарочно хрипел-то... Может, правда, боялся, что я его распознаю?!
– Она опять испугалась: - Ох, Боря, кто ж это такой? Вы додумались, может?

Я покачал головой.

– Стараюсь додуматься, но пока не выходит, Анна Николаевна.

– Ой, нехорошие какие дела пошли!
– тревожно сказала Анна Николаевна. Боря, дверь-то, дверь не забудьте захлопнуть как следует, а то она отходит!

– крикнула она с порога и побежала вниз по лестнице.

Я посмотрел на часы: было без четверти восемь, по здешнему времени, я вчера переставил часы, сверившись у Анны Николаевны. И вдруг мне пришло в голову, что свидание-то назначено на восемь утра. Конечно, не вечера, как это я сразу не догадался? Ведь таблетки должны быть у Аркадия к концу рабочего дня, не позже! Но тогда "наше место" скорее всего обозначает тот самый скверик на углу, возле института, где мы объяснялись с Ниной... "Наше место"... Кто же это мог так говорить? В самом деле, кто? Уж чего там... это было "наше место" - для Аркадия Левицкого и для Бориса Стружкова: другие так не говорили. Но что же получается? Получается, что я же сам, то есть кто-то из Борисов, любезно достал Аркадию яд? Помог осуществить мечту, так сказать?

Весело...

Впрочем, думать мне было некогда. Все эти обрывки мыслей мелькали у меня, пока я наспех умывался и приглаживал волосы щеткой Аркадия. Голоден я был зверски, но готовить завтрак было некогда, и к тому же я не знал, где чьи продукты лежат в холодильнике. Я схватил со стола Анны Николаевны кусок черного хлеба и, на ходу заглатывая его, ринулся вниз по лестнице.

Таблетки... Он, значит, принесет Аркадию снотворное! Я машинально притронулся к карману куртки, - пачечки по-прежнему лежали там. Пачечки с таблетками снотворного, которые я взял вчера, то есть сегодня вечером со стола Аркадия. Но до этого момента теперь остается часов одиннадцать-двенадцать, и кто-то еще только собирается передать Аркадию

эти самые таблетки...

Вот сейчас я спрячусь в кустах и посмотрю, кто же этот благодетель! А потом выйду, представлюсь и... ох, и выдам же я ему! За все: за таблетки, за Аркадия, за идиотские штучки с хронокамерой, чтоб разучился, подонок, живых людей вместе с грязными досками туда-сюда швырять. За Анну Николаевну тоже, чтобы не разгуливал по чужим квартирам среди ночи, чтобы не хрипел чужим голосом в телефон!

"А если это окажусь я сам?" - подумал я с тревогой.

Да-а... Тогда придется менять программу на ходу. Самому себе как-то неловко морду бить, несподручно... А, между прочим, больше некому, никто другой там не может появиться, кроме одного из Борисов Стружковых. Никто другой таких подробностей об Аркадии не знает. Нина разве? Но Нина не сумела бы говорить хриплым басом по телефону. А кроме того, она весь вечер проболтала со мной, со мной здешним, вернее тогдашним, теперешним... ах, чтоб тебя, ну и путаница! Ну, словом, я отлично помню, что девятнадцатого мая мы сидели с Ниной в кафе, а потом до полуночи шатались по улицам - все не могли расстаться. Так что не могла она до десяти часов оказаться в квартире Аркадия, не говоря уж о том, что если б и могла, так зачем ей туда лезть?

Без двух минут восемь я уже плюхнулся на прохладную зеленую траву за высокими кустами боярышника и тяжело перевел дыхание. Вход в скверик и главная дорожка просматривались отсюда отлично. А за моей спиной поднимался кирпичный брандмауэр трехэтажного дома, так что укрытие было превосходное.

Плохо только, что голод мучил меня все сильнее. Ведь со вчерашнего (или с послепослезавтрашнего) обеда я ничего во рту не держал, кроме этого кусочка хлеба, а он только раззадорил аппетит. Меня уже мутить начало с голоду, и обо всяких петлях и прочих каверзах времени думать как-то не хотелось. В голову почему-то упорно лезла яичница-глазунья. Уж не знаю, почему именно яичница, но я ее прямо наяву видел: из трех яиц, и вся беленькая такая, пузырчатая, а желтые глазки так и колышутся, а краешки так и подпрыгивают в шипящем масле - золотистые, кружевные, аппетитно хрустящие краешки... Я облизнулся, судорожно глотнул слюну и зажмурился от ноющей боли в пустом желудке.

А когда я открыл глаза, то увидел, что по аллее торопливо шагает человек.

Вот так штука! Это был вовсе не Борис! Это был Аркадий!

Я даже за кусты уцепился: показалось, что земля подо мной дрогнула и куда-то поплыла. Я глядел на аллею и пытался сообразить - почему Аркадий, откуда Аркадий, как он узнал?

А впрочем, что это я, какой недогадливый! Он, наверное, заранее сговорился с этим своим "незнакомцем", а тот позвонил утром просто для страховки, не зная, что Аркадий дома не ночует. Постой! Тогда получается, что "незнакомцев" уже двое: один сидел в комнате Аркадия, другой звонил утром?

Нет. Это мог быть один и тот же! Он ждал Аркадия, не дождался, пришлось удирать, утром позвонил... Да, возможно... Но так или иначе, где же он?

Аркадий вон ждет не дождется и явно нервничает: то на часы смотрит, то на вход в скверик. Даже гримасничает от нетерпения и переминается с ногн на ногу, как застоявшийся конь... Что-то в нем странное, в Аркадии, а что - понять невозможно... О чем-то напоминает - о чем же?

Аркадий снова посмотрел на часы и досадливо оскалился. Я тоже глянул на свои часы. Ну и ну! Двадцать семь минут девятого! Через три минуты начинается рабочий день в институте. Поэтому Аркадий и нервничает. А "незнакомец"-то, он разве не знает об этом? Знает, небось: назначил свидание рядом с институтом, за полчаса до начала работы. Тем более странно. И вообще, куда же он девался? А что, если... что, если... Я чуть не вскочил, так поразила меня эта мысль. Что, если я уже начинаю наблюдать "то самое" двадцатое мая со всей его загадочной путаницей? Может быть, "незнакомец" потому и появился в нашей лаборатории после работы, что утром они с Аркадием не смогли встретиться?!