Кто похитил полдубленки?
Шрифт:
Удильщик заинтересовался, почему, познакомившись с записью в его блокноте, касающейся Крачки, она удивилась, что всё в ней правильно. Крачка засмеялась:
— Вы, пожалуйста, не обижайтесь, но репортеры частенько выдают такую ахинею… Всё перепутают! Не так давно один в своем блокноте, — кстати, точно таком же, — настрочил до того, с позволения сказать, «разборчиво», что сам потом не в состоянии был прочесть. В результате рыбка у него превратилась в рубин — в его заметке так и говорилось: мол, муж подарил мне большой рубин!
Этот анекдотичный случай очень развеселил коапповцев и участников обсуждения, причем Крачка хохотала вместе
— Главное, если бы такое понаписали о пингвинах Адели, это еще в какой-то мере было бы похоже на правду: супруг пингвиночки Адели действительно дарит своей суженой камешек. Не рубин, конечно, а обыкновенную гальку, но для нее этот камешек драгоценнее всех рубинов, изумрудов и алмазов на свете: ведь дорого внимание! — с этими словами она опять вернулась на прежнее место, на берег озера…
Удильщик же продолжил знакомить собравшихся с черновыми набросками из своего блокнота и первым делом упомянул об Атласном Беседочнике из Австралии, герое нашумевшей истории. Вот он и в самом деле преподнес своей жене драгоценные камни, и не какие-нибудь, а настоящие бриллианты! Но оказалось, что он их, мягко говоря, позаимствовал у людей. Естественно, был громкий скандал. Кашалот заметил по этому поводу, что следует специально предостеречь мужчин, склонных к подобным широким жестам за чужой счет. Но, с другой стороны, он слышал, будто Атласный Беседочник даже после свадьбы продолжает ежедневно дарить жене цветы… Если данный факт имеет место, то это весьма похвально и достойно подражания.
Удильщик подтвердил, что это именно так, и добавил, что, согласно записи в его блокноте, родственник Атласного Беседочника, Шалашник из Новой Гвинеи, каждый божий день украшает место свиданий с подругой свежими дикими розами (услышав это, склонная к экзальтации Стрекоза восторженно пропела: «В ночных девичьих грезах мечтала я о розах!»).
Наибольший интерес вызвала прочитанная Удильщиком заметка, озаглавленная: «Что нужно знать жениху о свадебных обрядах».
«В последние несколько десятков миллионов лет, —
говорилось в ней, —
у некоторых пауков — например, у паука Пизаура Мирабилис, — стало хорошей традицией подносить своей избраннице муху. Этот милый сердцу и желудку любой паучихи подарок, помимо его эстетической роли, является также некоторой гарантией того, что жених не будет ею съеден».
Все были наслышаны о каннибальских замашках многих паучих, некоторые из коих, — скажем, Каракуртиха, — съедают за сезон до двенадцати женихов, и способ, придуманный пауком Пизаура Мирабилис и позволяющий ему избежать этой участи, немало всех позабавил…
— Скажите, дорогой Удильщик, — обратился к нему Гепард, когда тот закончил чтение своих набросков, — а в вашем блокноте ничего не сказано о цаплях? Говорят, у них есть обычай преподносить невесте палку… Любопытно, на что жених намекает? Уж не палочную ли семейную дисциплину?
— Это мы выясним в рабочем
На последнее правило Сова решила пролить дополнительный свет.
— Что верно, то верно, — подтвердила она, но тут же уточнила: — Только смотря какое место, Кашалот. Ежели ты этот… жентельмен, так нипочем места жене в гнезде не уступай, когда пришло время яйца насиживать. Или по очереди с ей насиживай, как Голубь, Журавль али там Чайкин супруг. А коли сам в гнезде не сидишь, так корми жену-то, как у нас, сов, заведено, да и у всех хищных птиц, а окромя того, у воробьев, дроздов, грачей… а если уж не кормишь, так хоть гнездо стереги — вон как вороны, к примеру, гуси, лебеди али мужья у ворон да у куропаток. А то ведь есть такие муженьки — к гнезду и близко не подходют, жене уступают — садитесь, дескать, пожалте, милости просим, насиживайте… А самих — поминай как звали! Им и дела нет ни до жен, ни до детишек своих. Вот на кого кирикатуру-то надо делать!
— Кто же эти эгоисты? — грозно вопросил председатель КОАППа. — Назовите их, Сова, — мы создадим вокруг них атмосферу общественного презрения!
— Кто, спрашиваешь? Петух, Селезень — Уткин супруг, Тетерев, Глухарь, Фазан, Павлин… да чего всех-то называть, ты вот что приметь: ежели муж птичий разодетый-расфуфыренный, а у жены его нарядов никаких, одета во что бог послал, — серенькое там али пестренькое, — значит, семьянин он никудышный! Ему не то что яйца насиживать — близко к гнезду подходить нельзя, потому как приметный он больно — неровен час, хищник углядит. Так-то…
В этот момент у входа на поляну появились две птицы с ярко разукрашенным оперением. Войдя, они сразу направились к собравшимся у председательского пня животным, а одна из них, видимо, более бойкая, крикнула еще издали: «Здесь, что ли, семейные дела обсуждают?»
Для Кашалота появление этих птиц было подарком судьбы…
Сейчас он пригвоздит их к позорному столбу, да так, чтобы другим неповадно было! Заранее потирая ласты, причем не без злорадства, он произнес, понизив голос:
— Смотрите, Сова, вон там, в конце поляны, две птицы появились… как раз такие, как вы сейчас сказали — разодетые в пух и прах… Ну, я их сейчас! — он подождал, пока птицы приблизятся, и голос его загремел в полную силу: — A-а, попались, голубчики! Послушайте, вы… да, да, это к вам относится. Разгуливаете тут в цветастых костюмах, а в эту минуту ваши подруги — голодные, беззащитные, — насиживают яйца. Разве это по-мужски? Позор и презрение! Вы не мужчины!
Вопреки ожиданиям, птицы отреагировали на эту обличительную речь совершенно спокойно, а та, что побойчее, даже с вызовом оглядела председателя взглядом, в котором была явная насмешка. Затем она откликнулась, но почему-то женским голосом: