Кто похитил полдубленки?

Константиновский Майлен Аронович

— Что ж, будем думать, — безнадежным тоном произнес Кашалот и тяжело вздохнул.

В этот момент на поляну влетел невзрачного вида Мотылек.

— Вы собираетесь в будущее? — закричал он еще издали. — Счастливец!

Кашалот по близорукости не сразу разглядел посетителя, и на его вопрос, кто к ним пожаловал, Стрекоза ответила, что какой-то Мотылек.

— Не какой-то, а Кукурузный Мотылек, — уточнил гость. — Кстати, в будущем вы это имя не услышите — нас наверняка станут называть как-нибудь иначе.

Коапповцев это высказанное столь уверенно предвидение заинтересовало, и они спросили, почему он так думает.

—

Потому что гусеницы Кукурузного Мотылька, которые будут жить в ту далекую и прекрасную эпоху, к кукурузе даже не притронутся!

На вопрос Совы, что ж они тогда станут есть, посетитель убежденно заявил:

— Сорняки — только сорняки! И их гордые родители услышат от людей не проклятья, а слова признательности. Но будущее надо готовить уже сегодня, поэтому я не устаю твердить своей жене: «Зачем нам обострять отношения с людьми?!» Ну, у нее естественно, всегда готов ответ…

— Не сомневаюсь, — сказал Кашалот, хорошо знавший это по личному опыту.

— Она тут же делает невинные глаза, — продолжал Кукурузный Мотылек, и передал в лицах, причем с юмором, свой разговор с женой:

— «Не понимаю, какие у них могут быть к нам претензии? Живем по средствам, честно трудимся на благо природе… Разве мы не опыляем цветы? Получая за это, между прочим, более чем скромное вознаграждение — немножечко нектара… И вообще, здесь какое-то недоразумение — мы с тобой даже попробовать не смогли бы эту их кукурузу, при всем нашем желании — с нашим-то хоботком!»

Я повышаю голос: — «А твои драгоценные отпрыски, вечно что-то грызущие и не перестающие жевать, даже когда к ним обращается отец?»

— «Между прочим, они такие же твои, как мои, — парирует жена.

— «Хорошо, — наши. Известно ли тебе, что наши оболтусы опустошают целые поля? Кажется, с нас еще никто не снимал ответственности за поведение наших чад?»

— «Вот и воспитывай их — ты же мужчина».

— «Но ведь именно ты, ты, а не я, откладываешь яички не где-нибудь, а на кукурузе и на полусотне других культурных растений!»

— «Я хочу, чтобы наши дети приобщились к культуре. Ты что-нибудь имеешь против?»

— «Имею! — кричу я. — Ты отлично знаешь, что наши гусеницы способны питаться ста видами сорных растений! А мы с тобой на чем выросли? Забыла? Я напомню: на чертополохе! И были счастливы…» — «Ах, вот чего ты добиваешься! — восклицает она с трагическими модуляциями в голосе. — Ты хочешь, чтобы наши гусенички тоже росли на чертополохе? Через мой труп! — и удаляется, гневно хлопнув крылышками. Спектакль! И такие сцены происходят у нас чуть ли не ежедневно.

— Если бы только у вас… — произнес Кашалот со вздохом.

— И вы надеетесь, Кукурузный Мотылек, что в будущем что-нибудь изменится? — спросила Мартышка, отсмеявшись.

— Надеюсь? Да я в этом убежден на сто процентов! Со временем общество научится ограждать детей от опеки таких неистовых мамаш.

— Что, несомненно,

пойдет на пользу как обществу, так и детям, — поддержал председатель КОАППа.

— Особенно детям. Кстати, наши деточки, — тут он стал сюсюкать, передразнивая жену, — наши гусюсюсю-гусенички, — Мотылек вернулся к нормальному тону, — вовсе не такие неженки, как думает жена. Знала бы она, как они проводят зиму — с ума бы сошла!

— А как они проводят зиму? — Немедленно спросила Мартышка.

— Внутри стебля — фактически все равно что на улице. А у нас, между прочим, нередки морозы за двадцать градусов. Бывает, правда изредка, и под сорок.

— На гусеничках, наверное, теплая одежда? — предположила Стрекоза.

— Вообще никакой — ни теплой, ни холодной.

— Известное дело, — ввернула Сова, — детишки-то страсть не любят, когда их кутают.

Замечание Совы вызвало протест Удильщика:

— Ну, знаете ли, Сова… Противиться укутыванию — это еще можно понять, но провести всю зиму в чистом поле голышом…

— Да! — в голосе Кукурузного Мотылька зазвучала гордость. — Чтобы выдержать такое испытание, нужно проявить твердость, и в этом отношении я своими детьми доволен: они затвердевают настолько, что, если постучать по ним, звенят, как стеклянные — хоть подвески делай для люстры!

Рак выслушал эту реплику с большим сомнением:

— А потом? Что с ними происходит, когда приходит тепло?

— Они оживают! Я сам через это прошел, когда был гусеницей. В ту зиму стояли небывалые холода, и вода в моем теле стала твердой. А весной я ожил, как ни в чем не бывало!

— Вы слышали, дорогой Кашалот? — затараторила Мартышка. — Выходит, рыба Даллия зря нас запугивала — ничего страшного не произойдет, если при замораживании вода в вашем теле превратится в лед!

Мотылек протестующе захлопал крылышками и вскричал:

— Ни в коем случае — это же верная гибель!

— Ничего не понимаю… — обескураженно произнес Кашалот. — Вы ведь только что сказали, что сами через это прошли.

— Я не говорил, что вода в моем теле превратилась в лед, я сказал, что она стала твердой, а это не одно и то же.

— Не улавливаю разницы… — вставил Удильщик.

— Попробую объяснить. Сам я понял это еще в детстве. Услышал как-то разговор родителей — речь шла о честности. Отец возмущался, что у всех гусениц кроме трех пар настоящих ножек есть и несколько пар ложных. «Сначала ложные ножки, — ворчал он, — потом ложные шаги… а я хочу, чтобы каждый шаг моих детей был кристально честным!» А мама тихо так ответила: «Тогда они не переживут первую же зиму. Пусть уж будут просто честными. И прошу тебя: пожалуйста, никогда больше не произноси этого ужасного слова — «кристально». Я ее спросил: «Мама, а что в нем ужасного?» Оказалось, что при замораживании самое опасное — кристаллы льда: если вода в организме превратится в лед, его кристаллы разрывают клетки, и животное гибнет.