Кто стоял за спиной Сталина?

Островский Александр Владимирович

Переписка о Джугашвили и других по сообщению Департамента полиции от 17 июля 1903 г. за № 4305 по высочайшему повелению 9 июля 1903 г. разрешена в административном порядке с тем, чтобы выслать под надзор полиции в Восточную Сибирь на 3 г. каждого.

Кроме того, по имеющимся в делах Управления сведениям, Джугашвили в 1902 г. привлекался при Кутаисском ГЖУ в городе Батуме. Дознание о Джугашвили производством было закончено к 1 сентября 1902 г., препровождено прокурору Тифлисской судебной палаты, но чем таковое разрешено в делах управления, сведений нет.

Полковник (подпись)» ^{17} .

А пока шла эта переписка, товарищами И. В. Джугашвили предпринимались усилия, направленные

на то, чтобы облегчить его участь. В мае 1910 г. им удалось добиться его перевода в тюремную больницу.

«Мы, — вспоминала Елизавета Адамовна Есаян, — старались сделать все, чтобы т. Сталина перевели в тюремную больницу, где он был бы в сравнительно лучших условиях, чем в общей камере тюрьмы. Для этого вот что мы сделали. В тюремной больнице тогда сидел некто Горячев, у которого был туберкулез 3-й степени. Мы взяли его мокроту и сдали в городскую больницу на анализ доктору Нестерову. Этот последний был пьяница и большой взяточник. За деньги мы получили от него листок диагноза туберкулеза 3-й степени на имя т. Сталина. Благодаря этому диагнозу удалось т. Сталина перевести в тюремную больницу. Через 3 месяца т. Сталина приговорили к высылке из Баку» ^{18} .

25 июня ротмистр Федор Иванович Гелимбатовский ^{19} , который заменил Ф. В. Зайцева на посту помощника начальника Бакинского ГЖУ, постановил переписку прекратить, С. Л. Петровскую освободить, а И. В. Джугашвили подвергнуть новой административной ссылке ^{20} . 26 июня он как временно исполняющий обязанности начальника Бакинского ГЖУ подписал соответствующее постановление, в котором после изложения результатов переписки говорилось:

«Принимая во внимание все вышеизложенное, я полагал бы: настоящую переписку в отношении Петровской ввиду отсутствия данных, которые указывали бы на ее участие в период проживания ее в г. Баку в деятельности каких-либо противоправительственных сообществ, прекратить без всяких для нее последствий. Что же касается Джугашвили, то ввиду упорного его участия, несмотря на все административного характера взыскания, в деятельности революционных партий, в коих он занимал всегда весьма видное положение и ввиду двухкратного его побега из мест административной высылки, благодаря чему он ни одного из принятых в отношении его административных взысканий не отбыл, я полагал бы принять высшую меру взыскания — высылку в самые отдаленные места Сибири на пять лет» ^{21} .

Узнав о принятом решении, И. В. Джугашвили 29 июня обратился к градоначальнику с прошением:

«Ввиду имеющегося у меня туберкулеза легких, констатированного тюремным врачом Нестеровым и врачом Совета съезда одновременно в начале мая с. г., после чего я все время лежу в тюремной больнице, — честь имею покорнейше просить Ваше превосходительство назначить комиссию врачей для освидетельствования самочувствия по состоянию своего здоровья, что комиссия подтвердит сказанное выше упомянутыми врачами, и, принимая во внимание, что при аресте ничего предосудительного не найдено у меня, покорнейше прошу Ваше превосходительство применить ко мне возможно меньшую меру пресечения и по возможности ускорить ход дела. Одновременно с этим прошу Ваше превосходительство разрешить мне вступить в законный брак с проживающей в Баку Стефанией Леандровой Петровской. 1910. 29 июня. Проситель Джугашвили» ^{22} .

На следующий день, 30 июня 1910 г., он направил на имя бакинского градоначальника новое прошение:

«Его превосходительству г. градоначальнику г. Баку содержащегося под стражей в Баиловской тюрьме Иосифа Виссарионовича Джугашвили

ПРОШЕНИЕ

От моей жены, бывшей на днях в жандармском управлении (речь идет о С. Л. Петровской. — А.О.),

я узнал, что г. начальник жандармского управления, препровождая мое дело в канцелярию Вашего превосходительства, вместе с тем считает от себя необходимым высылку меня в Якутскую область. Не понимая такой суровой меры по отношению ко мне и полагая, что недостаточная осведомленность в истории моего дела могла породить нежелательные недоразумения, считаю нелишним заявить Вашему превосходительству следующее.

Первый раз я был выслан (в административном порядке) в Иркутскую губернию в 1903 г. на 3 года. В 1904 г. я скрылся из ссылки, в следующем же (1905-м) был амнистирован. Второй раз я был выслан в Вологодскую губернию на 2 года, причем на первом же допросе в конце апреля или начале мая 1908 г. мною чистосердечно было заявлено ротмистру Боровкову и начальнику Зайцеву о бегстве из ссылки в 1904 г., об амнистии и т. д., в чем нетрудно удостовериться, просмотрев соответствующий протокол, снятый вышеупомянутыми чинами жандармского управления. Между прочим, результатом такого моего заявления явилась упомянутая высылка в Вологодскую губернию, ибо ничего предосудительного у меня не было найдено, а других улик кроме проживательства по чужому виду не имелось. В 1909 г. самовольно уехал из Вологодской губернии, о чем при аресте же было заявлено мною чинам жандармского управления. Причем ничего предосудительного не было у меня найдено.

Делая настоящее заявление, покорнейше прошу Ваше Превосходительство принять его во внимание при обсуждении моего дела. Иосиф Джугашвили. 1910 г. 30 июня» ^{23} .

Оставляя в стороне вопрос о соответствии подобного прошения революционной этике (а то, что оно не делало чести И. Джугашвили как революционеру, очевидно), следует отметить, что оно поражает своей беспомощностью. Автор прошения ссылался на амнистию 1905 г. и в качестве доказательства указывал на протокол допроса 1908 г., однако, во-первых, подобная ссылка сама по себе ничего не значила, а во-вторых, в протоколе допроса 1908 г. вопрос об амнистии даже не затрагивался. Автор утверждал, что ничего предосудительного у него в 1908 г. обнаружено не было, между тем именно обнаружение у него «предосудительных» материалов явилось причиной его ареста. Делая подобные утверждения, И. В. Джугашвили мог рассчитывать только на то, что никто его утверждения проверять не будет.

Однако исполняющий обязанности бакинского градоначальника полковник Мартынов не отреагировал на его прошения. Более того, усмотрев в его просьбе о медицинском освидетельствовании стремление облегчить меру наказания, он дал согласие на это только после окончательного решения данного дела ^{24} и 29 июля направил материалы переписки исполняющему обязанности наместника на Кавказе, полностью соглашаясь с предложением начальника Бакинского ГЖУ. К письму градоначальника, согласно циркуляра Департамента полиции за № 76010 от 25 февраля 1909 г., было приложено дело № 75 за 1910 г. ^{25} .

3 августа 1910 г. в Особом отделе канцелярии наместника, который возглавлял Георгий Логгинович Львович ^{26} , было заведено дело «По ходатайству бакинского градоначальника о высылке под надзор полиции Ивана Сверчкова и Иосифа Джугашвили» ^{27} .

Из Особого отдела материалы переписки поступили в Судебный отдел этой же канцелярии, во главе которой стоял Николай Федорович Вебер ^{28} , имевший трех помощников-делопроизводителей: Семена Андреевича Гамкрели, Людвига Михайловича Леоновича и Аркадия Евгеньевича Стрельбицкого ^{29} . Один из них должен был готовить представление дела И. В. Джугашвили в Особое совещание при наместнике.