Кто-то дает сдачи
Шрифт:
– В котором часу? Полдесятого, кажется. Точно не помню.
– Как он выглядит, этот парень?
– Я видела его мельком. Длинный такой, черты лица резкие, одевается с претензией. Только все равно выглядит здоровенным и неуклюжим. И при ходьбе немного хромает. Но как я уже сказала, я не могу описать его подробно. Я к нему не присматривалась.
– Сколько ему лет?
– спросил Улофссон.
– Парню-то? Ну, сколько… По-моему, мы с ним ровесники. Значит, лет двадцать шесть.
Хольмберг еще раз позвонил
– Что-нибудь случилось?
– спросила соседка.- Кто вы, собственно, такие?
– Мы из полиции,- объяснил Хольмберг.- Сегодня у нас была назначена встреча с фру Йонссон.
– В связи с убийством ее шефа?
– Да.
– Вон оно как. Странно. В смысле, что она не подала о себе вестей… раз вы собирались с ней встретиться.
– Значит, двадцать шесть, говорите? В таком случае у них большая разница в возрасте.
– Да. Инге-то сорок один, чего уж тут… Мелькала у меня такая мысль, когда я встречала его… ну, что он молод. Но мы об этом не говорили. Она помалкивала, и я тоже не заводила речь насчет этого. Ее дела меня не касаются.
– Вы с ней близко знакомы?
– Да как вам сказать. По-соседски. Перебросишься словечком-другим на лестнице. И все.
– Не знаете, где она сейчас может быть?
– Нет. Если ее нет ни дома, ни на работе, то я понятия не имею…
– У кого ключи от ее квартиры?
– Хотите посмотреть? Думаете, с ней что-нибудь случилось?
– Трудно сказать…
– У консьержа есть универсальный ключ-отмычка. Он на первом этаже живет.
Жена консьержа оказалась дома, она-то и открыла им квартиру Инги Ионссон.
Большая прихожая, свет не выключен.
Еще с порога они почувствовали тошнотворный запах духов.
– Свет горит,- сказал Улофссон.
– Угу.- Хольмберг скривился.- Фу… ох и вонища. Плащ и сумка Инги Йонссон лежали в передней. Они заглянули в кухню. Здесь тоже горел свет - лампа над мойкой.
На столе - две нетронутые чашки кофе и сахарница.
Удушливый запах духов.
Дверь в туалет приоткрыта.
Улофссон заглянул в спальню. Постель не разобрана.
– Здесь тоже никого,- сказал Хольмберг и направился в гостиную.
Довольно большая комната, на полу ковер, у стены бюро, рядом с ним - телевизор. Диван и кресло с зеленой обивкой. На бюро фотография в рамке.
От удушливого запаха свербило в носу, страшно хотелось чихнуть. Только бы сообразить, откуда так несет.
– Мартин!
– вдруг позвал Улофссон.
– Да? В чем дело? Ты где?
– Тут, в спальне… Иди сюда!
Улофссон стоял на коленях за кроватью, и Хольмберг поспешил к нему.
На полу навзничь лежала Инга Йонссон.
– Она…
– Нет. Пульс есть, хотя и слабый. Жива, кажется… Юбка задралась, видны подвязки. Верхние пуговки блузки расстегнуты, на ногах только одна туфля. Огнестрельных ран на теле не было. Но вместо
Левая рука безжизненно откинута, правая лежит на животе.
Ни сон, ни смерть.
Рядом валялся разбитый флакон из-под духов, резко пахнувший жасмином.
3
– Думаешь, ее изнасиловали?
– Она одета,- коротко сказал Улофссон.
– Где тут телефон?
– спросил Хольмберг.
– По-моему, в прихожей,- ответил Улофссон и посмотрел на ее лицо. Несмотря на кровь и порезы, было видно, что нижняя челюсть выдается вперед.
В прихожей стояли консьержка и соседка.
– Что там?
– спросила консьержка.
– С фру Йонссон несчастье.
– Может быть, мне…
– Нет-нет! Ни к чему не прикасайтесь и в спальню не ходите. Здесь нельзя ничего трогать, ведь предстоит расследование. Вдруг преступник оставил следы, а их легко уничтожить.
– Преступник?
– Да, она зверски избита.
Соседка всхлипнула и прислонилась к косяку.
– Господи,- простонала она.- Наверно, это он…
– Кто?
– Тот парень, которого я видела…
– Гм,- буркнул Хольмберг, глядя на нетронутые чашки с кофе и сахарницу на кухонном столе.
Он набрал 90-000.
4
Когда санитары уносили Ингу Йонссон, жизнь в ней едва теплилась.
– Мы попозже заедем в больницу и наведем справки,- сказал Хольмберг.
– O'key, as you like it [7], - отозвался один из санитаров. Он изучал английский в вечерней гимназии.- Договаривайтесь с врачом. Наше дело маленькое - отвезти.
– Хамлюга, - буркнул Улофссон.
– Чего?
– Иди, иди…
Санитары направились к выходу.
– Думаешь, это связано с тем?
– спросил Хольмберг.- С убийством Фрома и выстрелом в Бенгта?
– Не знаю, но, похоже, спланировано из рук вон плохо, вернее, не спланировано вообще. И способ другой, и пули нет. Правда, убийца не машина, кто его знает, может, он действовал импульсивно, совсем не так, как задумал. Наверное, не хотел стрелять в доме и потом удирать во все лопатки.
– Или, может, стрелять было несподручно, вот он с отчаяния и пошел на такое.
– Вполне возможно. Но откуда ей было знать, чего опасается наш стрелок?
– Это известно только ему… и ей…
– Да, но ты же видел кофейные чашки. Две нетронутые чашки.
Этот хромой малый… Инга Йонссон знала убийцу, так, что ли? Он был ее любовником?
– И знала ли она в таком случае, что он убийца?
– А это мысль. Вдруг ей стало известно…
– Мне обо всем сообщили,- сказал рыжеусый мужчина, поднимавшийся вверх по лестнице. Это был не кто иной, как Эмиль Удин.