Кто укокошил натурщика? (сборник)
Шрифт:
– Планеты вращаются вокруг своей оси. Планеты вращаются вокруг Солнца. Солнце и другие звёзды вращаются вокруг центра галактики. Да и сами галактики, наверно, вращаются вокруг чего-нибудь… Ну и карусель же – наша Вселенная!
– Не хочется жить в дерьме. Даже если дерьмо золотое и бриллиантовое.
– Говорят: дуракам везёт. Значит, если тебе не везёт,
– Ампутация совести, чести, справедливости и благородства может привести к повышению личных прибылей. Но ампутанты считаются инвалидами.
– Если у тебя возникнет непреодолимое желание уничтожать людей, то начни с самого себя.
– Человеческая жизнь – явление временное, можно сказать, мимолётное, поэтому не стоит воспринимать её со чрезмерной серьёзностью и солидностью.
– Не стоят лишние деньги того, чтобы ради них топтать свою совесть.
– Я предлагаю тебе сумасшедшие деньги!
– Ну посуди сам: зачем мне сумасшедшие деньги, если я не сумасшедший.
– Я деловой человек, поэтому думаю о прибылях.
– Деловой человек – это тот, кто думая о прибылях, не забывает о совести, благородстве, морали, человечности, нравственности, чести, порядочности и терпимости. А тот, кто об этом забывает и думает только о прибылях, тот не деловой человек, а деловой нелюдь.
________________________________
Месть Оскола
И придоста к горам х киевьским, и уведа Олег, яко Осколд и Дир княжита… И убиша Асколда и Дира… И седе Олег княжа в Киеве, и рече Олег: «Се буди мати градом русьским».
…
И прииде на место, иде же беша лежаще кости его голы и лоб гол… И вьступи ногою на лоб; и выникнувши змиа изо лба, и уклюну в ногу…
Повесть временных лет
В один из дней осеннего месяца вресеня, который выдался в том году – 6420-ом от сотворения мира – по-летнему знойным, князь киевский Олег вернулся с охоты в Киев вместе с верным Свенелдом и молодым Мистишей. Сойдя со своего серого в яблоках жеребца по кличке Кмет и передав коня хромому Олександеру, старейшине конюхов, князь вдруг вспомнил рыжую, как белка, кобылу Мысь, на которой ездил ещё до похода на греков. И спросил Олександера:
– А как там моя кобылка поживает, моя Мысь?
– Издохла твоя Мысь, княже, – вздохнул конюх.
– Издохла?!
– Ещё пять годов тому, когда ты был в Византии.
– Что ж ты до сих пор не говорил?!
– А ты ж и не спрашивал.
– Издохла, –
Мистиша Свенелдич, сын воеводы, отрок рослый и грузный, весь в отца, удивлённо выпучил глаза: странно, князя развеселила смерть любимой лошади!
– Я ж ещё за четыре года до похода на Константинополь спросил Доку: отчего я умру, – стал пояснять свою неожиданную реакцию Олег, – и Дока предсказал, что я приму смерть, дескать, от неё, от Мыси. Ну, я подумал: а действительно, кобыла горячая, с норовом. Вот она меня сбросит, и я сверну себе шею. Или лягнёт копытом в висок… Я и приказал вот ему, Олександеру, чтобы конюхи пасли её подальше от Киева, а сам с тех пор больше к ней не подходил и даже не видел. И вот теперь – Мысь дохлая, а я – вот он – живой! Посрамил кудесника: избежал его пророчества, ха-ха-ха…
Воевода киевский Свенелд, борода которого – лисьего колера – по краям уже чуть засеребрилась сединой, тоже усмехнулся, потирая толстым грубым пальцем шрам на лице: выходит, всё же можно избежать даже тех неприятностей, которые напророчил кудесник Дока!
– Её скелет лежит в Кирпичевом яру, – добавил Олександер и повёл Кмета к конюшне, волоча левую ногу и загребая носком пыль…
После этого стал докучать князю киевскому Олегу внутренний голос: езжай да езжай, де, к останкам Мыси. Да что я, конских костей не видел, что ли, тоже мне невидальщина, ещё время тратить на дохлятину, отмахивался от внутреннего голоса властелин Киева. А внутренний голос своё нудит: поезжай в Кирпичев яр, поезжай в Кирпичев яр… Да съезжу, в самом деле, чего уж там, Кирпичев яр не так уж и далеко. А на обратном пути сделаю небольшой крюк: понаведаюсь к старому бортнику Гуду, полакомлюсь гречишным мёдом в сотах… Приказал оседлать Кмета и, не сообщив никому цель поездки, поскакал из Киева к Кирпичевому яру, названному так в честь Кирпича – славянского божества – покровителя мхов и трав…
Хотя и солнце с безоблачного неба сияло ярко, жизнерадостно; и мотыльки, стрекозы и птички порхали весело; и дерева, кусты и травы радовали очи жизнеутверждающей зеленью; одним словом, хотя природа источала оптимизм и радость бытия, на душе у Олега по выезде из стольного града почему-то сделалось тревожно и хмуро. Но врождённое упрямство и настойчивость удержали его от того, чтобы, отказавшись от намеченного под влиянием смутного настроения, повернуть назад. Решено – в Кирпичев яр, значит – в Кирпичев яр; и плевать на настроение…
А на полпути нахлынуло на него вдруг, ни с того ни с сего, воспоминание о первых минутах его пребывания в Киеве. О деянии тридцатилетней давности. Заметались перед внутренним взором, как живые, образы тех переломных мгновений… И, погрузившись в память, князь направлял жеребца к намеченной цели почти машинально…
Тогда, тридцать лет назад, весенний месяц травень выдался в Краине Полян по-летнему знойным. Яркое светило с глади голубого верхнего океана щедро грело земную твердь. Почва, пропитанная обильно талой водой (зима была очень снежной), выстрелила пышной зеленью. Всюду порхали мотыльки и птички. Сердца и очи радовались весёлому буйству природы.
Вот в один из тех славных травневых дней и прибыл в Киев – столицу русов-полян – вестник из Новгорода – столицы Краины Словен. Мохнобровый такой мужичок со скользкими глазками. Прибыл, приплыв в челне по Днепру, и сообщил киевским правителям, что, дескать, сюда, в Киев, с дружеским визитом, предложением о сотрудничестве и богатыми дарами, направляется по Днепру же на ладьях новгородская делегация во главе с молодым новгородским конунгом. И прибудет если не завтра, то послезавтра…
И действительно, через день с севера приблизилась к Киеву целая флотилия…