Кто услышит коноплянку?
Шрифт:
– Быть птицей. Расправить крылья, то есть руки, - и полететь. Над морями, над лесами, над зелеными лугами.
– Нет, лучше просто парить. Как тот ястребок или сокол - я не разбираюсь. Представляешь, Соня, он высоко-высоко. И будто висит в воздухе. Не шелохнется.
– А потом ка-ак бросится вниз, на добычу.
– Софья неожиданно схватила Юлю за плечи.
– Напугала, сумасшедшая!
– охнула Селиванова.
– Так и заикой можно сделать... А о Кирееве неужели сейчас не думала?
– Юленька,
– Ну ты даешь! Он наоборот все написал.
– А мы переделали. Ты хочешь что-то спросить? По глазам вижу, что хочешь.
– Опять читаешь мысли? Хочу. Как ты думаешь, у меня получится?
– Что?
– Начать жизнь набело?
– Поживем - увидим. Но ты же ведь не это хотела спросить. Правильно ли ты сделала, что уехала из Задонска? Так?
Юля кивнула и с какой-то верностью и надеждой посмотрела в глаза Софье. Воронова поняла, что шуткой здесь не отделаться.
– Маленького принца помнишь?
– Кто тебя выдумал, звездная страна, - пропела Юля.
– Снится мне издавна... Да. О том, что мы в ответе за тех, кого приручаем, - помнишь?
– Помню. Думаешь, я его приручила?
– Думаю - да. А он тебя?
– Честно? Не знаю.
– Вот ты и ответила сама на свой вопрос. Когда поймешь, тебе не понадобятся мои советы. Давай я тебе лучше стихи почитаю.
Стихи она читала нараспев, голос девушки звучал нежно. Соня слегка раскачивалась в такт стихам: В полях под снегом и дождем,
Мой милый друг, мой бедный друг, Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг, от зимних вьюг, И если мука суждена
Тебе судьбой, тебе судьбой, Готов я скорбь твою до дна
Делить с тобой, делить с тобой. Пускай сойду я в мрачный дол,
Где ночь кругом, где тьма кругом, Во тьме я солнце бы нашел
С тобой вдвоем, с тобой вдвоем. И если б дали мне в удел
Весь шар земной, весь шар земной, С каким бы счастьем я владел
Тобой одной, тобой одной.
– Вы с ним как две половинки одного целого, - после некоторого молчания сказала Селиванова.
– Ты ошибаешься, Юленька.
– Он мне тоже стихи читал.
– Какие?
– О девушке, которая пела в церковном хоре.
– Помню.
– А ты чьи стихи сейчас читала? Градский такую песню пел.
– Бернса. Роберта Бернса. Когда он умирал, очень тяжело умирал, за ним ухаживала простая девушка. Вот Бернс и решил отблагодарить ее... Софья заплакала, глядя вдаль.
– Соня...
– Что?
– Ты его приручила.
– Думаешь?
– Я это поняла. Не у тебя одной интуиция.
– Ладно, поедем, пора уже.
– Мне сон сегодня под утро приснился. Говорят, надо над тянущей водой его рассказать,
– Не сбылся? Плохой был сон?
– А может, и не сон вовсе, а видение. Кстати, однажды при мне Михаил с Голубевым, хирургом, о снах спорили. Киреев говорил, что есть сны пустые - они забываются сразу, как встал, а есть вещие.
– Так что тебе снилось?
– Что Кузьмич в Москву приехал. И превратился в огромную серую крысу. И ищет эта серая мерзость меня. Я сижу на кровати, сжалась вся, хочется невидимой стать, а крыса по комнате ходит, ходит, принюхивается, принюхивается, а потом как поднимет морду - и видит меня. Я даже закричала. Проснулась в поту вся.
– А если он и правда в Москве? Будет он тебя искать?
– Наверное, будет. Три его гарных хлопца куда-то делись - как не искать?
– Слушай, - встревожилась Софья, - а если это серьезно? Юля пожала плечами.
Неожиданно маленький камешек скатился вниз. Стукнул раз, другой - и полетел вниз.
– Это знак!
– сказали обе и засмеялись.
– У меня идея! Ты не поедешь в Москву!
– А куда же я поеду?
– растерялась Юля.
– В Старгород. К моей тетке. Мировая женщина. Верой Ивановной Григорьевой зовут. Будешь жить у нее.
– В Старгород?
– Юля растерялась еще больше.
– А как же московская моя квартира, паспорт? На что я буду в Старгороде жить?
– Ты же говорила, что тебе Киреев много денег дал.
– Но мне же ему их отдавать...
– Забудь. Он все равно не возьмет. С квартирой и паспортом все уладим.
– Как у тебя все легко и просто.
– Не все. Кузьмич - это не просто. Я не говорила тебе, что Гришаня повесился?
– Не может быть!
– Юля машинально схватилась за сердце.
– Может. Ты веришь, что он мог на себя наложить руки?
– Нет, не мог. Не такой это был человек. Любил парниша жизнь.
– И я думаю, что не мог. Поедем. Старгород от ростовской трассы в десяти минутах езды. От Москвы Старгород в двух часах. Я буду тебя проведывать. А ситуация успокоится - вернешься. Если захочешь.
– Как-то неожиданно все, - неуверенно сказала Юля.
– Не переживай. Ты раньше о Задонске вряд ли слышала, а как с ним прощалась...
– Софья, ты думаешь, смерть Гришани с твоим дядей связана?
– Вообще-то, Гришаня говорил, что...
– Он врал. Я все расскажу. Он у меня был тогда. И...
– По дороге расскажешь, - перебила ее Воронова. Юля будто не услышала Софью.
– Но тогда и тебе нельзя в Москве быть.
– Мне можно.
– Почему?
– Я богатая и красивая, - засмеялась Софья.
– Шучу. Мне нельзя сейчас, Юлечка, из Москвы уезжать. Поедем. Слышишь, какая-то машина приехала? Здесь заповедник, сейчас разгонят нас...