Кто услышит коноплянку?
Шрифт:
– Ты прав, батя, - зыркнув глазами на Селиванову, заговорил Гнилой.
– Дружок он наш. А бледный потому, что совесть его мучает. Чужую вещицу присвоил, а отдавать не хочет.
– Вот оно что, - задумчиво протянул старик.
– А почему мы его не видели?
– продолжал спрашивать Гнилой.
– Весь день то в Зайцево, то здесь сидели.
– А в каком Зайцеве вы сидели, добрые люди?
– Издеваешься, что ли? У вас их что, как собак нерезаных?
– Два. Одно большое, другое маленькое. И моста через Бобрик два.
– Два?
– Шурик полез за картой.
– Смотри дед, откуда здесь
– Мил человек, я без очков не вижу, хотя... Да разве это карта?
– А что же это, по-твоему?
– Для езды она хороша, а чтоб вот пешком... У друга вашего подробней все изображено... Значит, так. Вверх по речке, чуть боле километра, еще один мост имеется. Совсем худой мосток, но человек пройтить может. Друг ваш сказывал, что он шесть часов возле этого моста спал. Притомился очень.
– Шесть часов?! Шесть часов?!
– взревел Гнилой.
– В километре отсюда? Батя, а может, он спрашивал тебя...
– Как куды пройтить?
– понимающе закончил фразу пастух.
– Да, как куды... Тьфу!
– Спрашивал. Я ему и дорогу короткую показал. Ее даже на карте вашего друга не было.
– Куда он пошел? Батя, ты не на пузырь, ты на два пузыря заработать можешь.
– Спасибочки. Два - еще лучше. Вечером мы с Петровичем еще доберемся.
– Дед, кончай трепаться. Показывай, куда он пошел.
– Значит, так. Пока, ребята, вы здесь друга вашего ждали, он спал. Даже терпеливого Бугая передернуло:
– Если знаешь, говори быстрее. Мы без тебя знаем, что он спал.
– Зря вы набычились, товарищ. И как бы вы без меня узнали, что он спал? Потом пошел он в Зайцево, а я говорю ему: зачем? Если вам, говорю, на Луну, так лучше сверток сделать...
– Все, братаны, у старика крыша поехала.
– У Бугая начиналась истерика.
– На какую Луну, какой сверток?
– Сверток - это по-нашему поворот. Свернуть то есть надо. И в Зайцево не заходить. Крюк лишний. А Луна - это деревня такая у нас есть. За ней Николаевка, Бобрики. А вы что, про Луну - небесное светило подумали?
– Бобрики на карте есть, - подал голос Шурик.
– Так он в сторону Оки пошел?
– Туда. В ту сторону, говорит, пойду. Посмотрю, говорит, на великую русскую реку.
– Все правильно, хлопцы.
– Шурик повернулся к Бугаю и Гнилому.
– Смотрите. Он, наверное, такими тропами до Манаенок пойдет, оттуда на Арсеньево - и прямиком до Старгорода.
– Что будем делать?
– спросил Гнилой.
– Мы мимо этих Лун сможем проехать?
– А то нет, - опять подал голос старик.
– Только вот догоните ли вы его?
– Не твоя печаль, батя.
– Гнилого уже не интересовал пастух.
– Значит, в Бобрики сейчас, Шурик?
– Да. Но боюсь, он там сегодня заночевал и теперь уже к Оке подходит.
– Что же делать?
– Попытаемся его до Оки перехватить, если не получится, сворачиваем на Белев и на Манаенки. Он их не минует. Лес кругом большой. Точно, ему только на Манаенки идти. Если вниз, на Чернь, то это крюк.
– Правильно говорите, товарищ, - напомнил о себе дед.
– А как насчет бутылочки, люди добрые? Гнилой посмотрел на деда, будто первый раз увидел:
– Тебе закурить дали? Дали. Возьми еще одну сигарету и давай - иди, паси коров.
– Понятно, - вздохнул пастух.
– Диви я знал, что вы
– Ты сейчас договоришься. Поехали, братки.
– Народ пошел, - недружелюбно оглядывая старика, проворчал Бугай.
– Два слова сказал - гони ему бутылку. Простой, твою мать!
– Так вы же обещали.
– Утром вредно начинать пить, дедушка, - миролюбиво произнесла Юля.
– И, кстати, что такое "диви"? Дивиться, что ли?
– Почему начинать? Мы бы продолжили, - ответил старик.
– А диви - это по-нашему "если бы"... Они уже сели в машину, когда старик обратился к Гнилому:
– Мил человек, дюже ты мне по нраву пришелся. Хочешь, я тебе анекдот расскажу?
– Валяй, только быстрее, - разогревая мотор машины, ответил Гнилой.
– Забавный дед.
– Стоят в загоне три быка.
– Три кого?
– переспросил Бугай.
– Быка.
– В смысле с рогами?
– А в каком же еще?
– искренне удивился старик.
– Стоят, значит, спокойно, пока не узнают, что председатель колхоза нового быка привезти хочет. Разволновались бычары. Первый говорит: "Я уже пять лет свое дело делаю. Пятьдесят коров - мои, ни с кем я делиться не намерен. Пусть этот новенький только подойдет". Второй поддерживает: "Я здесь четыре года. Тридцать коров - мои, законные. Пусть только новенький подойдет". Третий, самый молодой, тоже права качает: "Я здесь два года живу. Три коровы - мои. До победы буду за них драться". Говорили они, говорили, а тут и новенького привезли. Смотрят, выгружают из грузовика такого здоровенного быка, какого свет не видывал. Бугай, одним словом.
– Как ты сказал, дед?
– опять перебил пастуха Бугай.
– Повтори.
– Господи, и откуда вы такие взялись? Совсем русских слов не понимаете. Бугай - это значит здоровый очень.
Впервые за три дня Юле стало весело.
– А, ты в том смысле, - примирительно сказал Бугай.
– Продолжай, интересно.
– Увидели они бугая этого, первый бык и говорит: "Зачем мне столько коров? И вообще, я притомился, надо отдохнуть малость". Второй тоже на усталость жалуется, мол, четыре года без роздыха тружусь, пущай новый поработает. И только третий бык, молодой самый, голову нагнул, копытом землю бить начал, сопит вовсю. Товарищи говорят ему: "Опомнись! Что тебе дороже, жизнь или бабы, то есть коровы эти?" А он им в ответ: "Я и не думаю драться, я просто хочу, чтобы он сразу понял, что я бык". Ну, ладно, прощевайте, товарищи. Машина тронулась под громкий смех Гнилого, Бугая и Шурика. Юля молчала. Ей почему-то смеяться не хотелось.
– Иван Леонтьевич, - к старику подошел помощник.
– Кто это были?
– Бандюки.
– И чего они хотели?
– Чтоб я грех на душу взял.
– Ну и как, взял? Старик строго посмотрел на своего помощника:
– Ерунду говоришь, Петрович. Ты лучше подумай, где нам бутылек раздобыть. * * *
Проснулся Киреев от холода. Уже рассвело. Место, где он остановился, изменилось удивительным образом. Все вокруг заволокло туманом. И тишина стояла как при сотворении мира. Единственный шанс согреться - это отправиться в дорогу. Быстро собравшись, Киреев на прощание оглядел то место, где провел ночь: