Кто услышит коноплянку?
Шрифт:
– Что стоишь, - заорал он на Шурика, - помоги оторвать ее. Шурик подошел и спокойно нажал двумя пальцами чуть ниже ушей. Зубы девушки разомкнулись.
– Я убью тебя, стерва, убью!
– орал Бугай. Он только сейчас вспомнил, что в кармане куртки у него всегда лежит нож. Но то, что он увидел, заставило его забыть о Селивановой и о мести. Из Гнилого хлестала кровь, словно из зарезанного кабана. Шок прошел, Гнилой открыл глаза и, увидев, что сделала с ним Юля, завыл. Бугай пришел в себя:
– Слушайте, он еще держится... Надо в больницу... скорей.
– Скорей, вези в
– А эту... прикончи. Но Бугай не мог разорваться на части. Дорога была каждая минута. Весь низ живота любителя ломать других стал красным от крови. И хоть Бугая природа не обделила силушкой, в Гнилом было килограммов сто. Машина стояла рядом, и Бугай потащил к ней дружка, точнее, поволок по траве. Гнилой не мог ему помогать, держа двумя руками остатки былого достоинства.
– Терпи, браток, терпи. Все будет хорошо, вот увидишь.
– Быстрее, быстрее. Тише, не дергай так!
– И вновь начинал выть.
– Шурик, - закричал красный от натуги Бугай, - заводи машину и прирежь эту гадину. Шурик завел машину и стал помогать бандиту тащить Гнилого.
– Без тебя управлюсь. Иди, кончай девку.
– Может, лучше ты? А я потащу Гнилого.
– Твою мать! Я сказал, хлюпик, кончай ее. Или я тебя сейчас кончу. Было видно, что в Шурике шла борьба.
– А где пистолет?
– Какой пистолет? Сдурел?! Он без глушителя. Хочешь, чтобы нас повязали? Давай ножом! Около машины кряхтели и стонали бандиты, а Юля лежала на траве, спокойно глядя в высокое небо. Подошел Шурик.
– Прости меня, Юля. В этом мире каждый сам за себя. Я одинокий волк, который спасает свою шкуру. Я признаю это. Если бы ты знала, как я...
– Какой ты волк? Ты скунс, вонючка, - тихо отвечала Юля.
– И вообще, отойди, не загораживай мне небо.
Шурик опустился на колени сбоку от Юли.
– Как ты его...
– Тебе же сказали: кончай девку. Вот и делай, что велели. Шурик заплакал.
– Мне еще тридцати нет, Юля. В Москве семья осталась, ребенок этой осенью в школу пойдет...
– Слушай, я не священник...
– Прости.
– Дурак! Как ты это себе представляешь? Я тебя прощаю, Шурик, режь меня спокойно?
– Закрой глаза. Пожалуйста!
– И не подумаю. Скунс. Юля читала, что в последние мгновения жизни перед человеком предстает вся его жизнь. Но ничего перед ней не представало. Только пришел на память князь Андрей Болконский из "Войны и мира", который, умирая, лежал после битвы и смотрел на небо. Но ей, в отличие от князя, никаких высоких мыслей в голову не приходило. Вот что значит не голубых кровей, усмехнулась она. Зато было легко и спокойно. И как, оказывается, здорово в лесу. Ну и глупая же она была: за столько лет жизни в Москве всего два раза выбиралась на шашлыки в Битцевский парк. Впрочем, там было не до шмелей и цветов...
Угомонились дрозды, и только шмель гудел и гудел, перелетая с одной кашки на другую. Высоковысоко в небе парила незнакомая птица. Наверное, ястребок. Интересно, видит ли он сверху ее, Юлю?..
Засигналила машина.
– Ты что возишься, поскребыш? Считаю до десяти, а то и ты - покойник тоже, - орал Бугай. И почему только Кузьмич
Холодное лезвие ножа обожгло шею.
– Прошу тебя, закрой глаза.
Ей не захотелось даже отвечать этому человеку, а тем более закрывать глаза. Пусть ястребок, птица, парящая высоко в небе, станет последним существом, которое она увидит в жизни. Бугай еще не успел досчитать до десяти, как Шурик, всхлипнув и отвернувшись, наугад ткнул лезвием ножа в Юлькин живот. Она думала, что будет больнее. Только что-то теплое и липкое стало растекаться по платью. Наверное, кровь, успела подумать она - и потеряла сознание. Она уже не видела, как вскочил с колен Шурик, как машина, рванув с места, в несколько секунд исчезла за кустами ирги. А ястребок не видел Юльки. Ему и белый "Сааб" казался чуть больше муравья, бегущего по пыльной дороге и оставлявшего после себя облако пыли. * * *
– У нас здесь райские места. Все есть - рыбалка, грибы, свежий воздух. Зачем куда-то за три моря отдыхать ехать?
– Водитель грузовика оказался словоохотливым человеком.
– Я один раз с семьей в Анапу съездил и чуть от тоски не помер. Конечно, море есть море, только... Вот гад! Куда ж ты летишь, собака бешеная?
Водитель успел нажать на тормоза, и Киреев со всего маху ударился лбом о стекло. Красивая белая иномарка на огромной скорости вылетела на дорогу откуда-то из леска и помчалась в сторону Задонска.
– Крутые, леший тебя забери! Нажрутся, а потом людей вот так давят. И никто у них права не отнимет...
– Прости, друг, - перебил его Киреев, - ты не заметил, сколько в машине пассажиров было?
– Кажись, трое.
– Как тебя зовут?
– Федор.
– Я вижу, ты очень хороший человек, Федор, и не могу просить тебя ни о чем - ты и так со мной возишься.
– О чем просить? Вы скажите, может, я помогу вам.
– Вот эта дорога, откуда белая машина выскочила, куда она ведет?
– В лагерь пионерский. Еще дальше - турбаза. Впрочем, какие сейчас пионеры? Да и от турбазы одно название осталось.
– Тебе когда в Хлевное попасть надо?
– Да вообще-то, желательно сегодня, - засмеялся Федор.
– Ты скажи, надо что? непринужденно перешел на "ты" шофер.
– Понимаешь, я и сам не могу все объяснить... Одни предчувствия. Давай проедемся потихоньку по этой дороге? Хорошо?
– Странно все. Впрочем, до лагеря всего два километра, давай проедем. Они поехали. С левой стороны было поле, с правой - лес.
– А что ищем, Михаил?
– После, Федя. Боюсь, мы за разговором прозеваем... Что это?
– Где?
– Вон там, на опушке?
– Может, платье кто оставил? Деревенские сюда девчат испокон веку водили, может, одна и забыла... Шутка. И впрямь, что это? Тормознем? Киреев так привык к своему рюкзаку, что не расставался с ним нигде и никогда. И пока он стаскивал его на землю, Федор ушел вперед.
– Господи, - услышал Михаил.
– Женщина, вроде убитая! А крови, крови-то... Киреев побежал на крики Федора. С первого взгляда он узнал женщину, стоявшую час с небольшим назад у белой машины на липецкой дороге. Незнакомка застонала.